Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

— Как можно! — воскликнул Ван Чэнь. — Ведь между нами есть и любовь.

Он сказал это так небрежно, так, походя, что вызвал еще большее отторжение в повергнутой в хаос душе Лу Сяобин, которая с боем вырвалась из его объятий и заявила:

— Довольно, я тебе совсем не верю.

Ван Чэнь призадумался.

— И то верно: у всех есть физиологические потребности, кто же сможет любить по-настоящему платонически?

От этих слов Лу Сяобин стало дурно, как будто ее и правда разбил паралич, а Ван Чэнь уже бросил ее и ушел. Ее лицо стремительно темнело.

Ван Чэнь не обратил внимания на ее реакцию, напротив, он еще раз тяжело вздохнул:

— Но скажи тогда, с чего так много молодых женщин хотели быть с Пикассо в его восемьдесят лет?

Ван Чэнь не знал, какие картины писал Пикассо, а захлебывающийся от восторга рассказ о радостях брака восьмидесятилетнего Пикассо с прекрасной молодой женщиной выдал, вычитав о нем в популярном журнале. Обдумывая это, он пришел к заключению, что здоровье у иностранцев отменное: уж и зубы все выпали, а половая мощь еще хоть куда. И тут же пошутил:

— Посмотри на нас, нормально развитые, не мутанты, с классными телами, вкусно питаемся, так зачем нам морочиться об этом? Этот вид спорта укрепляет мышцы и кости, активизирует кровообращение и разгоняет кровь, его нужно сделать первым в списке дисциплин национальной оздоровительной программы!

Лу Сяобин выплеснула на Ван Чэня все свои тайные любовные чаяния, порывы и эстетические фантазии о сексе. Однако, как ей казалось, все, что было нужно Ван Чэню, ограничивалось изматывающей, требующей схождения семи потов разрядкой. В самых глубинах ее души родилось крошечное разочарование. Она впервые испытала такого рода чувство по отношению к Ван Чэню, это несколько испугало ее.

Испытывая эмоциональные затруднения, Лу Сяобин, если только сама не желала их преодолеть, становилась пассивной и инертной как в своем отношении к происходящему, так и в выражении этого отношения. Совсем как гимнастика между уроками, не делать которую было нельзя, но можно было делать спустя рукава: раз-два-три-четыре, два-два-три-четыре, досчитали до восемь-два-три-четыре, кое-как помахала руками, побрыкала ногами — и отделалась.

Но и Ван Чэнь вовсе не был дураком, как же он мог не видеть ее равнодушия? На самом деле он просто не мог его понять. Ему казалось, что ее испортило дурное искусство, и это чрезмерно сложно для понимания нормальному человеку. Будь все хоть сто тысяч раз хорошо, но ежели в койке капризы начнутся, то и вся жизнь следом к черту пойдет.

Поезд запаздывал, в Бочэн они прибыли после восьми вечера. Вся семья Ван Чэня пришла их встречать. Целый день шел снег, да так до сих пор и не перестал, сугробов навалило уже по щиколотку. Вокзал располагался на западной окраине Бочэна, рядом с шахтой, а дом Лу Сяобин был на востоке. Ван Чэнь беспокоился, что она поедет одна, и настоял на том, чтобы проводить ее. Однако его мать совсем не хотела расставаться с сыном сразу после встречи, а потому предложила:

— И ты не провожай, пусть едет к нам домой переночевать.

По ее указанию Ван Чэню постелили в гостиной, а Лу Сяобин отправилась спать в его комнату. Ван Чэнь словно в шутку сказал матери:

— Да ладно, всего-то одна ночь, как-нибудь и у меня приноровимся.

Мать Ван Чэня поняла, что они в Пекине точно были вместе, склонилась поближе к его уху и сказала:

— Ты смотри у меня, осторожней, а вдруг у вас вразлад пойдет и она станет тебя этим делом шантажировать?

— Да мы же по взаимному согласию, — сказал Ван Чэнь, — неужели дойдет до такого?

— Ай! — воскликнула мать. — Дурень, ты в моих словах не сомневайся: она сперва в слезы, потом скандалить, а потом вешаться начнет, что тогда делать будешь? Все-таки держи дистанцию, если вдруг и правда случится что — сможешь отвязаться и легко отделаться. Разве мало было таких случаев на шахте?

Ночью у Лу Сяобин прихватило живот, и она постоянно бегала в туалет. Услышав шум, мать Ван Чэня набросила одежду и вышла дать ей лекарство, проследила, чтобы та выпила, после чего дала пару наставлений и вернулась к себе. Спальни находились одна напротив другой. Мать Ван Чэня приоткрыла свою дверь совсем немного и бочком зашла в образовавшуюся щель. Лу Сяобин в тот момент как раз шла за ней, глянула мельком и ощутила, что что-то не так. Улегшись и тщательно обдумав увиденное, она поняла, что двуспальная кровать в комнате родителей каким-то образом превратилась в две односпальные.

На следующий день дверь в спальню пожилых супругов была открыта нараспашку, но кровать снова превратилась в двуспальную. Пользуясь тем, что родители Ван Чэня отправились за продуктами, Лу Сяобин, снедаемая любопытством, зашла внутрь. Приподняв покрывало, она увидела, что двуспальная кровать на самом деле составлена из двух одноместных. Койки были поставлены на колесики, что облегчало их перемещение. Лу Сяобин подняла покрывало повыше и увидела два разных комплекта постельных принадлежностей.

Лу Сяобин застлала покрывало и притащила Ван Чэня.

— У вас в семье есть секрет, которого ты, наверное, и не знаешь, — сообщила она.

— Какой такой секрет? — спросил Ван Чэнь, оглядываясь.

Лу Сяобин приподняла покрывало, словно поднимала завесу тайны, и замерла в ожидании его реакции. Ван Чэнь поморгал под порывом воздуха, который нагнало поднятое покрывало, но ничуть не изменился в лице и недовольно спросил:

— И это все?

Лу Сяобин посмотрела на кровать, потом на Ван Чэня, и растерялась: неужели поведение родителей не кажется ему странным? Уж лучше открыто спать раздельно, зачем понадобилось в прятки играть? Она не могла не спросить, почему так происходит.

— Да как хотят, так и спят, — ответил Ван Чэнь. — Что ты волнуешься на пустом месте?

Закинув кровать покрывалом, он утащил девушку из комнаты. В дверях Лу Сяобин вновь оглянулась.

Такси остановилось на противоположной стороне дороги у Двора культуры. В старомодных решетчатых воротах была открыта лишь калитка, чтобы мог пройти человек; с одной стороны глинобитной стены висела деревянная вывеска, где черными буквами на белом фоне сплошь было перечислено: Ассоциация работников литературы и искусства Бочэна, попечители литературных школ Бочэна, центр массовой культуры Бочэна, песенно-танцевальный ансамбль Бочэна, труппа пекинской оперы Бочэна, труппа современной драмы Бочэна… Мокшая под дождем неведомо сколько лет, белая подложка доски растрескалась, обнажив деревянное нутро. Доска тоже пострадала от непогоды, утратила изначальный древесный цвет и превратилась в черную труху, сливаясь с черной надписью, так что в буквах появлялись лишние черточки. За те несколько минут, что Ван Чэнь и Лу Сяобин выходили из такси и выгружали багаж, друг за другом подъехали «Блюберд» и «БМВ» и подхватили вышедших со двора молоденьких девочек, похожих на актрис. В голове Ван Чэня тут же ожили слухи о Дворе культуры. На самом деле все они сводились к тому, что это место свободной любви, и как не по-современному красивых женщин увозят и привозят обратно самые разные автомобили: военного ведомства с белыми номерными знаками, правительственные — со знаками, полными нулей, машины частных предприятий с черными, частные автомобили классом от «хонды» и выше, на которых разъезжали начальники различных рангов.