Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

Редкие облака ползли по тускло-голубому, обыкновенному небу. С реки тянуло прохладой. Лягушки орали самозабвенно. В ракитнике копошились воробьи. Найда остервенело чесала за ухом.

Очнувшиеся от тяжелого полуденного сна дачники охали, щупали неизвестно откуда взявшиеся волдыри. Кто-то сидел на земле среди разбросанных рюкзаков и баулов, ошалело глядя по сторонам, а кого-то вовсе пришлось поднимать на ноги общими усилиями. Зинаиду Ивановну еле вытащили из канавки, она все заваливалась на спину, как тяжелый жук-бронзовик, кряхтя и беспокойно спрашивая:

— А где Тамара Яковлевна? Тамару Яковлевну не видели?

К Никите подошел Андрей, молча протянул руку, предлагая помочь, но вставать не хотелось. Никита перевернулся на спину и уставился на перистый след самолета, неторопливо пересекавшего небо. Самолет тихонько гудел, и этот гул тянул за собой остальные звуки из нормального мира. Вдалеке просигналил автомобиль. В коттеджном поселке завывала газонокосилка.

Клавдия Ильинична выпрямилась, держась за левый бок, и вдруг вскрикнула:

— Смотрите, человек!

У изгиба Сушки, под ивой, сидел с удочкой мужик в красной спортивной куртке.

— Э-эй!.. Послуш… товар… человек!!! — замахала руками председательша.

Рыбак коротким точным движением перезабросил удочку и снова замер. Спотыкаясь и хватаясь друг за друга, вьюрковцы побрели к нему. Никита лежал в траве. Ни о чем думать не хотелось, да и, кажется, незачем было. Обволакивающее забвение, пришедшее вместе с долгожданной прохладой, постепенно стирало мягким ластиком из памяти дачников белый огонь и черных зверей, изломанного Петухова и растерзанного Кожебаткина, тех, кто зовет с реки, и того, кто ходит в лесу, и всех, кто остался там .

И никто не обернулся, не увидел, как призрачной цветной дымкой, еще сохранившей очертания крыш и заборов, тает за их спинами садовое товарищество «Вьюрки».

Борька злился на деда. Листья запылиться не успели — ну какие сейчас грибы, рано еще. А дед заладил: «колосовики» пошли, у железнодорожной станции белые продавали. Борька в интернете форум таких же чокнутых грибников нашел, зачитывал деду сводки по области: нет еще грибов. Но он же в интернет не верит. Кепку надел, сапоги резиновые, в одну руку — корзину, в другую — Борьку. Все «планшеты» отобрал, вместо них выдал компас с треснувшей крышкой и повез за грибами, а на самом деле — как обычно, воспитывать. Потому что дед не только в интернет не верит, но и в Борьку тоже. Ничего он, мол, не умеет, ничего не знает, жизни не нюхал. Какой такой жизни сам дед нанюхался, если даже по скайпу без Борькиной помощи позвонить не может? Дремучий совсем, одно слово — леший.

Потому Борька от него и убрел потихонечку, притворяясь, что окликов не слышит. Дорогу обратно найти легко, от тропинки он далеко не отходил, а без деда всяко лучше. Не бухтит никто рядом, не тыкает палкой по сторонам: а это что, а там какое дерево?

Вдруг среди хрупких прошлогодних листьев красной спичкой вспыхнул подосиновик. Борька, не веря глазам, подбежал к нему, срезал, и мякоть быстро посинела. Это совершенно точно был подосиновик. А чуть поодаль горели еще два… нет, три.

Борька обрадовался: вот сейчас он не только лешему докажет, что один в лесу не пропадет, так еще и притащит ему подосиновиков, самых ярких и красивых грибов в мире.

Тропинка осталась далеко позади, но подосиновики все тянулись красным пунктиром через канавы и кочки, выглядывали из-под кустов. Борька запыхался, почти полная корзина оттягивала руку, но азарт не давал остановиться. Вот наберет сейчас, и пусть дед скажет тогда, кто чего не нюхал. И грибы как на подбор — молодые, чистенькие, хоть сейчас ешь. Борька не удержался, откусил кусочек и тут же выплюнул. Не потому что невкусно, а потому что заметил краем глаза, как мелькнула между деревьями большая вертикальная тень.

— Деда? — неуверенно позвал Борька, но в ответ не услышал ничего. Именно ничего — в лесу стало очень тихо.

Борька еще раз огляделся и понял, что забрел в какие-то дебри. Ни тропинок, ни полян — только густой сухостой, мертвые стволы, неуклюже стоящие на толстых обломанных ветках, будто на четвереньках. Лишайники свисают клочьями, а земля заросла хвощом и папоротниками, точно занесло Борьку в доисторическую эру. И куда ни глянь — свободно не пройдешь, придется проламываться. А шел вроде спокойно, ничего не мешало…

Пугаться Борька себе решительно запретил. Хотел посмотреть ближайший поселок в картах и тут же вспомнил, что дед забрал у него смартфон. Пришлось лезть за компасом. Дрожащая стрелка ткнулась в одну сторону, в другую и принялась описывать круги. Так и есть — сломанный. Борька встряхнул компас, и раздался треск. Откуда-то сверху — оглушительный древесный треск, точно один из гнилых стволов уже падал ему на голову. Борька подхватил корзинку и рванул куда глаза глядят. А треск не прекращался, он гнался за Борькой, становясь все громче и ближе, словно что-то огромное ломилось сквозь лес.

Наконец впереди обозначился просвет, а в нем — забор, крыши, печные трубы. Дачный поселок, до которого оставалось всего ничего. Воодушевившись близостью спасения, Борька решился наконец глянуть на то, что трещало ветками за спиной, но лишь уловил краем глаза все ту же вертикальную тень. Теперь она была огромной, ростом с дерево.

И тут впереди, где темнел спасительный забор, будто прожектор зажегся. Мертвенно-белый свет вспыхнул за деревьями и сияющим шаром ринулся навстречу Борьке. Шаровая молния! — подумал он в ужасе и нырнул в густой малинник. Над головой у него трещало и ревело, как во время урагана, а он сидел, сжавшись в комок и зажмурившись, и видел только красные, как подосиновики, всполохи под веками…

Он пришел в себя от будничного постукивания по плечу. Раз постучали, другой. Борька поднял голову и увидел тетеньку — обыкновенную тетеньку в резиновых сапогах, многокарманных штанах и кофте с капюшоном. Капюшон был нахлобучен на голову и натянут до бровей, как делают в мультиках и играх всякие убийцы, таинственные монахи и привидения. Только Борька лицо, конечно, видел. А тетенька, наверное, просто боялась, что клещ в волосы заползет, этого все тетеньки боятся: не знают, что клещи в траве сидят, а не с деревьев падают.

— Ты откуда здесь? — спросила тетенька.

— Я… грибы… и как погонится… здоровый такой… а потом молния… — залепетал Борька, наливаясь краской до самых ушей.

— Ничего, это бывает. Это… кабаны. Наглые, творят что хотят. — Тетенька повысила голос. — Не кабаны, а настоящие свиньи!

Вертикальная тень ростом сначала с человека, а потом с дерево совсем не была похожа на кабана.