Пётр Курков - Категория жизни: Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

— Смутно, до нее еще далековато.

Кадыр присел на корточки и снова посадил меня на спину. Мы двинулись в сторону чинары Салима, которую весной сожгла и развалила на части молния. Теперь из ее разбитого ствола вновь потянулся тоненький росток. Мама, конечно, не могла в кромешной темноте различить чинару.

Поблизости от чинары Салима росла осока, корни ее крепко держались за песок, желтый песок, который вся наша деревня использовала для ремонта внутренней части танура.

Один раз в год, прихватив мешок и тесак, мы с мамой тоже приходили сюда за песком. Тесаком разрыхляли песок под корнями осоки, ладонями, по горсточке, собирали его.

Хоть бы взрослые поговорили о чем-нибудь, но Кадыр и мама, как нарочно, молчали. Почему они между собой не разговаривают? — удивилась я. Ни разу не слышала, чтобы они друг у друга о чем-нибудь спрашивали.

Вот опять жгучая боль прорезала глаза, обожгла руки. Сейчас бы чашечку холодной воды! Сунуть бы руки в нее и намочить глаза…

Пришли мы домой в полночь: дорога была длинной и темной, по пути нам не встретилось ни одной машины, добирались пешком. Кадыр остановился у ворот и стал прощаться с нами. Мне не хотелось, чтобы он уходил, ведь была уже ночь, кругом темно. Мы не знали, в какой деревне он живет. Каково одному мимо кладбища проходить! Почему мама молчала?

— Мама!

— Да, доченька.

— Я не хочу, чтобы он уходил.

— Мне пора идти, — повторил Кадыр.

— Дома, наверное, будут беспокоиться? — спросила на всякий случай мама.

— Нет, но надо идти, уже поздно.

— Давайте зайдем в дом, — все-таки пригласила мама, — нехорошо на улице стоять.

Мы зашли. Кадыр держал меня за руку. Мама долго искала спички, потом зажгла лампу, в комнате, кажется, стало светло.

…Я была вся внимание, будто даже видела все.

Кадыр молча выпил пиалу чая, потом взял пачку своих сигарет, спички и поднялся, но вдруг, как рассказывала потом мама, его взгляд остановился на моих человечках, что стояли строем на подоконнике и смотрели на гостя. Мама наблюдала — что там привлекло его внимание? А он подошел к человечкам и заглянул им в глаза. Потом обвел взглядом комнату и весело сказал:

— До свидания, будьте счастливы!

Мама вышла проводить его.

Два следующих дня прошли для меня в полном мраке. Не знаю, что можно делать в кромешной темноте? Играть неинтересно, читать письма мамы нельзя. Сегодня все монтажники работали в нашем доме. Мне тоже не сиделось спокойно на месте, хотелось быть полезной кому-нибудь.

— Кадыр, что ты делаешь?

— Провод протягиваю.

— И над тануром тоже?

— И над тануром. Отойди подальше, а то на тебя насыплется грязь, — сказал он, отводя меня подальше от стены.

— Пойти завязать голову чем-нибудь, что ли?

— Нет, здесь много пыли, вся будешь как в муке.

— Тогда что же мне делать?

— Иди поиграй во дворе.

— Как же я буду играть, ведь глаза-то у меня завязаны!

— Если ты будешь отвлекать меня, то работа не продвинется, тогда не скоро к вам в дом проведем свет. А пока свет не загорится, и глазки твои не развяжем.

— Все, больше ни слова не скажу, рта не открою. — Медленно, на ощупь я пошла к двери.

— О, доченька ты моя, ручки-то уже разбинтовали тебе! — услышала со двора голос старика. — Иди смелее, до двери еще несколько шагов.

Он взял меня за руку и помог спуститься с веранды. Я не хотела уходить далеко от монтажников. Мне надо было если не видеть, так слышать, как совершается чудо в нашем доме, ведь не каждый день проводят электричество.

Старик заглянул к Кадыру.

— Сколько комнат осталось?

— Эта последняя.

— Медленно работаешь, Кадыр, все уже закончили, подсоединили провода. Сейчас уже лампочки вкручивают.

— Приблизительно через час и у меня все будет в порядке.

— Да ты ведь уже заканчиваешь, Кадыр! Для чего тебе еще час?

— Протяну провода и над тануром.

— Зачем?

— Так хочу.

— Кадыр, не самовольничай. Была бы кухня — другое дело. Танур стоит во дворе, под открытым небом. По небу хочешь протянуть проводку, что ли?

— Придумаю что-нибудь.

— Других задерживаешь. Мы людям обещали, что сегодня вечером у них в домах будет гореть свет.

— Он и будет гореть.

— Да пока ты закончишь свою волынку, уже вечер наступит!

— Вечером лампочки ярче горят.

— Кто подключит трансформатор к линии?

— Я сам.

— А сможешь?

— Почему бы и нет?

— Знаешь, сынок, если ты не против, предоставь все-таки это сделать мне. Зачем нарушать традицию? Подключение трансформатора к высоковольтной линии бригада всегда поручает мне — старику. Говорят, что это добрая примета.

— Хорошо, ака, простите меня.

— Да ладно, чего там прощать, сынок, ты ведь хотел сделать доброе дело. Будь по-твоему, подождем немного, пока ты закончишь здесь свою проводку, потом вместе на попутной машине поедем. Мне тоже хочется посмотреть, как эта девочка будет радоваться.

— Ака, кто знает, сколько эта работа продлится. Боюсь, что я заставлю ждать других.

— Ты хочешь сказать, чтобы я прямо сейчас пошел и подключил трансформатор к линии?

— Да, зачем же мешкать?

— Тогда не соединяй провода со счетчиком, пока не закончишь свои дела. Нам сюда за тобой возвращаться? Заезжать или нет?

— Нет, поезжайте без меня.

— Ладно, работай внимательно, будь осторожен, Кадыр.

Я услышала звук удаляющихся шагов старика. От радости не знала, куда себя девать, — старик разрешил установить лампочку над тануром!

Я не замечаю, что наступают сумерки, но по мычанию коров и телят, по крикам детей, которые созывают своих коров, понимаю, что уже вечереет и что люди вот-вот зажгут в домах свет. Кадыр ничего не говорит, интересно, он видит в темноте или нет? Мама, закончив доить корову, наверное, сразу зажжет лампу.

Скучновато, а Кадыр все молчит. Как он терпит, неужели не хочет заговорить? Не знаю отчего, но по вечерам, когда солнце склоняется к закату, меня охватывает смутное отчаяние, я становлюсь грустной. А может быть, это грусть по уходящему солнцу? Но сейчас-то, когда для меня и день и ночь одинаково черны, почему мне опять грустно?

— А, Робия? — «Как хорошо! Я слышу голос Кадыра». — Что молчишь? Соскучилась, да? — «Все понимает!» — Хочешь, тебя обрадую? — «Конечно, хочу». — Да?

— Хочу.

— Иди, подержи лампу, я подсоединю провода к счетчику.

— Закончил уже? Сейчас лампочки загорятся?

— Да, сейчас включим свет.

— И мои глаза развяжете? — «Ты вместе с мамой?»

— Развяжем, а как же!

— Как хорошо! Пошли скорее.

Он берет меня за руку и ведет на веранду. Там он дает мне лампочку и поднимает мои руки высоко вверх.

— Вот так можешь стоять? Не двигайся!

Он переворачивает ведро и становится как на табурет. Что он собирается делать? Не знаю, ничего не вижу.