Аркадий Сарлык - Ухожу и остаюсь

Плыву на створный знак, вода прозрачна.
Плыву издалека, и с тихим плеском
Уходят рыбы вглубь и вновь всплывают,
И тишина кругом, как от затменья.

За что, скажите мне, такой подарок
Мне сорок лет назад вручила мама:
И эти сорок лет, и эту полночь,
И этот створный знак — две белых вехи?

К утру молочный пар покроет воду,
Я опущусь на дно парящей лодки,
Я погружу лицо в парное небо,
И млечных две реки в одну сольются.

Я так давно плыву по этим рекам,
Мне с берегов кричат: «Эй ты, куда ты?!»
И вот он — этот знак, и ночь как счастье,
Мой детский след в песке, босой и теплый…

Ах, эта маленькая женщина
С надеждой крохотной в душе!
Молвою мы давно повенчаны,
Да вот — развенчаны уже…

Прошло весеннее затмение,
И крик в ночи, и летний зной,
Пришло спокойствие осеннее
Сквозной усталой новизной.

Я сам себе и поезд и вокзал —
И ухожу и остаюсь,
И остывают вслед твои глаза,
И от вагона отстают.

Идешь вдали, не слышу голоса —
Как мягко стелет первый снег!
Нет лиц — лишь линии да полосы,
И мне в ответ твой горький смех.

То ветер ли тенью летит по воде,
Теней ли сплетенье — а где-то нигде

Меж небом и полем волочится туча —
Ударил по тополю ливень летучий.

Он вздрогнул и ахнул: «Постой, погоди!»
И смертно рубаху рванул на груди,

И дух тополиный под нежной картечью,
Как пух лебединый, взметнулся навстречу.

Едва пробиваясь вдогонку друг другу,
Сквозь теплую вьюгу, сквозь душную вьюгу,

Насквозь и навылет сквозь белое тело
Летели и стыли небесные стрелы,

Текучие стрелы… И слышался вопль —
И сладостно плакал расстрелянный тополь.

Я утром затемно поднялся, он же спал.
Собрал я свой мешок и завязал постромки.
Его мешок был пуст, на дне лежали
Три ржавые галеты и часы.
И из рогожьего пустующего чрева
Текла, вокруг все затопляя, жалость.
Чтоб не ступить в нее, не передумать,
Я встал, не глядя, ноги отряхнул,
Перешагнул лежащего и в гору
Пошел широким разудалым шагом,
Стараясь головы не повернуть.
А сзади Жалость тихой Эвридикой
Сидела на песке и вслед глядела,
Слезу глотая.

В тир, пустой совершенно,
Заглянул рыжий парень,
Посмотрел на мишени:
«Каждой твари по паре!

Я давно не целован,
Рассчитаюсь с тобою —
Дай-ка мне на целковый,
И центрального боя!»

Он стрелял по мишеням,
Он, видать, был в ударе,
Словно киномошенник
В браконьерском угаре.

Он стрелял по мишеням,
Абсолютно не целясь,—
Зайцы падали — шельмы,
Крылья мельниц вертелись.

Умирали олени
И ушастые совы —
Он стрелял по мишеням,
Как расстреливал сонных.

«Слушай, тирщик, — зверея,
Тихо он прорычал,—
Перебил всех зверей я,
Нажимай на рычаг!»

…Шли по тундре олени,
В чаще ухали совы,
В море плыли тюлени,
От любви невесомы,

И смеялись дельфины…
А в малюсеньком тире
Все сидел старый тирщик,
Молчаливый, как филин.

Есть город на море — Сочи,
Шумит он, вздыхает, токует,
И в душные скользкие ночи
На скользкие темы толкует.

А я ухожу на север —
Такой уж я, право, гордый —
И северный ветер серый
Лечит меня от горя.

Крик чайки и скрип уключин,
Нет денег, ума, подагры,
И робкий случайный лучик,
Как самый лучший подарок.

Мы люди. Мы разные очень.
Мне скулы свело от соли.
Ты в солнечном соке Сочи
Полощешь янтарные очи.

Ты стебель травы, я — корень.
Тебе надежда — мне вера.
Тебе штилевое море —
Мне волны. И слезы от ветра…

Есть город на море — Сочи,
Шумит он, вздыхает, воркует,
И в душные скользкие ночи
Тебя у меня ворует.

Я не писал стихотворений.
Я их боялся как огня.
Но похоть самовыраженья
Вдруг навалилась на меня.

Я зеленее купороса.
Я холоднее, чем макрель.
И аллергического свойства
Из носа вешняя капель.

Я вдохновенно и угрюмо
Берусь за вечное перо.
Мне из трюмо, как бес из трюма,
Грозит трагический Пьеро.

Вот сел за стол, вот поднял кверху
Тревогой высветленный лик —
И поэтическую веху
Нерукотворную воздвиг!

Дождь по крышам стучит,
По зонтам, головам, по плечам зачехленным,
Черный медленный дождь,
Изнуренный асфальтом, ночной бесконечной дорогой.
Там по крышам стекает
Застывшее, тучное, низкое небо,
Каждой каплей стараясь
Разбить, растолочь этот чертов асфальтовый панцирь!
В каждой капле кричит
Сумасшедший немой камикадзе
С глазами слепыми от ветра и страха.
Он мечтает, что именно он
Разобьется со славой и пользой,
Но прахом
Разлетится на тысячу брызг
Его сумасшедшая вера —
Как он счастлив, что он
Никогда ни о чем не узнает!..
Я иду под тяжелыми черными каплями ночи,
И, как капли, шаги тяжелы,
И, как камни, мне ноги ворочать.

По реке плывет байдарка,
А из леса, зол и звонок,
Вылетает самолетик,
Точно камень из пращи.