Лив Константин - Последняя миссис Пэрриш

Злость сверкнула искрами в глазах Джексона.

– Никто меня дураком не выставлял, и никому это никогда не удастся.

Он схватил мой бокал, отошел к шкафчику с раковиной и вылил остатки вина.

– Хватит с тебя на сегодня. Думаю, ты вылакала порядочно калорий – особенно если учесть, что ты поленилась поупражняться. Пойди-ка переоденься к ужину. Жду тебя.

Он ушел, а я налила себе вина в другой бокал и задумалась о его недавних откровениях. Можно было не сомневаться – он всюду следил за мной. Расслабляться было нельзя ни в коем случае. Может быть, он вставил «жучка» в мой мобильник или расставил камеры по дому. Мне настала пора начинать действовать, и мне был нужен план. Всеми деньгами управлял Джексон. Мне выдавались наличные на непредвиденные расходы, но я обязана была предоставлять чеки и квитанции. Все прочие счета поступали к нему в офис. Никакие неконтролируемые траты мне не позволялись, и это был еще один способ держать меня на коротком поводке. Джексон не знал, что я начала копить собственные сбережения. Я завела электронный почтовый ящик и «облачный» счет под вымышленным именем. При этом я пользовалась одним из лэптопов в своем офисе и прятала его в шкафу под буклетами и флаерами – туда бы Джексон ни за что не догадался заглянуть. Я продала на eBay несколько дизайнерских сумок и кое-что из одежды и перевела деньги на счет, о котором Джексон понятия не имел. Обналиченные деньги я складывала в арендованный абонементный ящик в почтовом отделении города Милтон, штат Нью-Йорк, в получасе езды от нашего дома. Дело продвигалось медленно, но за последние пять лет я собрала неплохую заначку. На сегодняшний день я сберегла около тридцати тысяч долларов. Кроме того, я приобрела целую коробку одноразовых сотовых телефонов, которые хранила в офисе. Пока я не знала, что буду со всем этим делать – знала только, что в один прекрасный день все это мне понадобится. Джексон считал, что у него все схвачено, но я, в отличие от него, манией величия не страдала. Мне оставалось верить, что именно эта мания его подведет.

Когда-то Рождество было моим любимым праздником. В канун Рождества я всегда пела в нашем церковном хоре, и рядом со мной всегда была Джулия, она меня подбадривала и хвалила. Из церкви мы возвращались в гостиницу и ужинали. В этот вечер мы могли отдыхать, нас обслуживали официанты. По одному подарку мы дарили друг другу перед сном, а остальные приберегали для дня Рождества. В последнее Рождество, которое я провела вместе с Джулией, она за ужином была очень взволнованна – вела себя так, словно ей не терпится поделиться какой-то тайной. Я подарила ей золотые сережки в виде шариков. Потратила на них накопленные чаевые. А Джулия с сияющими от радости глазами вручила мне маленькую коробочку.

Я развернула бумагу и открыла крышку. И ахнула.

– Нет, Джулия. Это же твой любимый.

А она улыбнулась и вынула из коробочки медальон-сердечко и протянула мне.

– Я хочу, чтобы ты его носила.

В последнее время она начала слабеть. Думаю, она раньше нас поняла, что ее время на исходе.

Я сдержала слезы и сжала в кулаке тонкую цепочку.

– Я его никогда не сниму.

И не снимала. Но после того как я вышла за Джексона, я поняла: если я не спрячу медальон, он у меня его отнимет. Подарок Джулии был надежно спрятан под картонным донышком в одной из многих бархатных шкатулок с украшениями, подаренными мне Джексоном.

В последние десять лет Рождество превратилось в отвратительную демонстрацию потребительства. Мы не ходили в церковь. Джексон был атеистом и отказывался приобщать наших детей к тому, что он именовал «сказочкой». Между тем, миф о Санта-Клаусе он развеивать не собирался. Спорить с ним об этом я давно перестала.

Между тем меня радовало то, как радуются мои дочки. Они любили рождественские украшения, выпечку и все прочее, что сопутствует этому празднику. В этом году у меня была другая причина для радости. У меня была Эмбер. Мне приходилось сдерживаться, чтобы не завалить ее подарками. Не хотелось ее смущать. В ней было что-то такое, из-за чего мне хотелось о ней заботиться, окружать ее вещами, которых у нее никогда не было. Я словно бы дарила Джулии все то, до чего она не дожила, чем не успела насладиться.

Мы встали раньше девочек и спустились вниз, чтобы попить кофе. Вскоре они прибежали – два маленьких торнадо – и весело начали атаковать горы подарков. Я в который раз задумалась о том, что мы пытаемся им сказать этим праздником.

– Мамочка, а ты будешь открывать свои подарки? – спросила Таллула.

– Да, мамочка. Открой хоть один подарок, – нараспев проговорила Белла.

Подарки для меня были сложены высокой горкой. Коробки были упакованы в золотистую бумагу и перевязаны изящными красными бархатистыми ленточками. Я прекрасно знала, что там лежит. Новые дизайнерские наряды, которые Джексон выбрал для меня сам, и украшения, которыми он желал показать, как он добр ко мне, и дорогущие духи, которые нравились ему. Ничего из этого я бы не купила себе сама. Ничего из этого я не хотела.

Между тем мы с Джексоном согласились, что дети подарки для нас будут готовить сами, и этого я ждала с нетерпением.

– Открой сначала мой, мамочка, – попросила Белла и подбежала ко мне, держа в руках один из наших подарков.

– А какой твой, детка? – спросила я.

Она указала на единственный подарок, обернутый бумагой с изображениями Санта-Клауса.

– Мы его специально так обернули, чтобы найти было легче, – гордо сообщила Белла.

Я взъерошила ее кудряшки, а она вручила мне свой подарок. С улыбкой привстав на цыпочки, она наблюдала за мной.

– А давай, я сама разверну?

Я рассмеялась.

– Конечно.

Белла проворно разорвала бумагу и бросила на пол. Потом сняла с плоской коробки крышку и отдала коробку мне.

Там лежал рисунок – семейный портрет. Очень неплохой. А я и не догадывалась, что Белла умеет подмечать характерные черты людей.

– Белла! Просто замечательно! Когда ты это нарисовала?

– В школе. Моя учительница сказала, что у меня талант. Мой рисунок получился самый лучший. На рисунках у других ребят вообще ничего понять было нельзя. Учительница хочет поговорить с тобой про то, чтобы я училась рисовать.

Рисунок был выполнен на листе бумаги двенадцать на двенадцать дюймов [64] Примерно 30,5 см на 30,5 см. , акварелью. Мы все стояли на берегу, океан находился позади нас. Джексон стоял в середине. Я – с одной стороны от него, Таллула с другой. Белла стояла поодаль от нас и была нарисована значительно крупнее. Джексон, Таллула и я были одеты во что-то белое и тускло-серое, а себе Белла нарисовала ярко-оранжевую, розовую и красную одежду. Джексон и Таллула стояли, повернув голову ко мне. Таллула выглядела невеселой, Джексон – хитрым, а я с широченной улыбкой смотрела на Беллу. Рисунок меня расстроил. Не нужно было быть психологом, чтобы догадаться: динамика отношений в семье нарушена. Но я прогнала печальные мысли, притянула к себе Беллу и обняла.