Иржи Швейда - Авария

Отсюда Петр по деревянной резной лестнице повел их к изящной сварной решетке с латунной надписью «CARPE DIEM».

— Пользуйся жизнью, ибо она коротка, — патетически произнес он и вставил в замок большой ключ.

— Условия для этого ты создал, — сказал Камил и понимающе кивнул. — Первый этаж — прямо фантастика.

— Это, так сказать, парадная часть дома. Интимная только здесь. — Петр оттолкнул оба тяжелых крыла решетки, отступил в точном соответствии со сценарием и простер руку. — Прошу.

Здена медленно ступила в верхний холл. Отсюда вели четыре двери, по обеим сторонам от дверей стояли кресла, обтянутые тонким темно-синим вельветом. На стенах висели темные иконы, какой-то оружейный хлам и металлические безделушки. Ей стало дурно. От холодного затхлого воздуха, заполнявшего весь дом, от Петра, который, как лавочник, указывал на вещи и с воодушевлением распинался о происхождении и цене отдельных экземпляров, от Камила, который подобострастно ахал над каждой побрякушкой. Все четыре верхних помещения оказались спальнями. По одной для Петра и Регины, две для гостей. На стенах яркие панно, привезенные японскими монтажниками, которые строят для завода оксосинтез, в книжных шкафчиках — журналы и каталоги универмага Неккермана, сигареты и бутылки с крепкими напитками от немецких монтажников. Она не могла понять, каким образом такой дом мог оказаться собственностью одного человека. Пятьсот претендентов добиваются на химзаводе квартир. Здесь могли бы поместиться четыре семьи…

— Для кого все это? — спросила она. — У вас есть дети?

Петр принужденно засмеялся.

— Главным образом для торговых сделок. Ничего даром не дается… А дети — излишняя роскошь.

— Сколько же ты отдал за все? — поинтересовался Камил.

— Неважно, сколько заплатил, важно, на сколько это выглядит. Эта халупа со всем добром сейчас оценивается по страховке больше чем в двести тысяч. Откровенно говоря, если подвести воду и построить бассейн, она потянет тысяч на сто больше. Нужно, чтобы ты знал, насколько мое предложение серьезно. Двадцать тысяч и все необходимые расходы — я думаю, твоя… жена проявит терпимость, чтобы дать тебе побольше свободного времени. Не так ли? — улыбнулся он Здене.

Здена пришла в ужас. Этот спекулянт с десятилетней практикой намерен втянуть Камила в детально разработанный частный бизнес, намереваясь солидно погреть на этом руки, и при этом апеллирует ко мне. Дескать, я должна проявить терпимость. А Камил весь сияет, прямо как китайский фонарь. Петр Шепка уже поддел его на крючок.

— Ты не можешь принять это предложение, Камил, — сказала она ледяным тоном.

— Почему?

— Просто не можешь, и все.

Петр ухмыльнулся и вопросительно посмотрел на Камила. Тот покраснел и с раздражением развел руками.

— С каких это пор, скажи, пожалуйста, ты стала решать за меня? И с каких пор ты можешь судить, что я могу, а что нет?

— Ну ладно… Пойдемте вниз, чего-нибудь выпьем. Не стоит больше говорить об этом. Думаю, вы обо всем договоритесь дома.

С тяжелым чувством обиженная Здена спускалась по лестнице. Как низко ты пал, Камил, и я тоже, если мы позволили себе спорить на глазах этого деляги, а он еще и успокаивает нас с высоты своего положения!

Она соображала, не лучше ли ей уйти, может быть, Камил скорее опомнится. А если нет? Останется тут один. Деньги — его главная слабость. За деньги он может наобещать все, что угодно.

Немного подкрепившись, они отправились к маленькому лесному озеру. Регина разговорилась. Всю дорогу она толковала о деньгах, вещах и прекрасном отдыхе у моря, и из-за ее болтовни они не смогли как следует полюбоваться живописным озером. Брызгая слюной, она с восторгом рассказывала о своей дружбе с известными артистами всей республики и угомонилась только в натопленной столовой за ужином.

После ужина Петр включил магнитофон и вынул из холодильника несколько бутылок.

— Вы не хотите приготовить себе спальню? — спросил он.

— Но мы же не можем остаться здесь на ночь, — сказала Здена.

Регина выразительно подняла брови, собрала посуду и вышла. Петр растерянно переминался с ноги на ногу, потом вспомнил, что должен включить отопление наверху, и оставил их вдвоем.

Камил рухнул в кресло и сердито покачал головой:

— Ты невозможный человек… Скажи на милость, что они подумают о нас? Во всем ты им перечишь… Ты что, завидуешь?

— Как тебе не стыдно, Камил. Целый день ты порхаешь вокруг Петра, все тут безупречное, неповторимое, прямо фантастика… Каждой фразой ты даешь ему понять, какой ты бедный по сравнению с ним. А то, что есть у тебя, — это не в счет? Или ты вообще хочешь покончить со всем разом?

— Я ни с чем не хочу кончать, — сердито заметил Камил. — Это действительно серьезное предложение. За водопровод двадцать тысяч. Ты понимаешь, сколько нужно времени, чтобы накопить их? А здесь я их получу через два-три месяца…

Здена безнадежно махнула рукой, а Камил ожесточился. Как глупый мальчишка.

— Здесь речь не только о деньгах. Разве ты не понимаешь, куда тебя заманивают?

— Ты так думаешь? — сказал он, помедлив. — Теперь они из-за нас должны ехать вниз?

— Они никуда не должны ехать. Спустимся до Флайи пешком, оттуда до Литвинова доберемся автобусом.

Камил открыл коробку, стоявшую на столе, хотел взять сигарету, но потом, будто устыдившись, закрыл и вытащил свою «Спарту».

— Пойдем, — выдохнул он.

— Камил, скажи ему, пусть на тебя не рассчитывает. И расплатись с ним, прошу тебя…

— Хорошо. — Камил встал и махнул рукой на дверь. — Пойду скажу…

На дворе темнело. Заметно похолодало. Здена оглянулась ка дом. Остров холода и одиночества. Она была счастлива, что дом этот остался далеко позади.

Мартовское солнце жарило вовсю. В кабине автомобиля было душно и жарко, как в теплице. Камил развалился на заднем сиденье и, погруженный в мечты о будущем, смотрел то на приборную доску, то на ярко-желтое строение, то наслаждался солнечным мартовским днем. Жадно курил и рассеянно стряхивал пепел в хромированную пепельницу, вделанную в спинку переднего сиденья. Он ощущал необычайный душевный подъем. Презентабельный обед с великим Петром Шепкой сулил доступ на литвиновскую Уолл-стрит. Он был доволен, а враждебно настроенную Здену старался не принимать в расчет. Ее пренебрежительное отношение к богачам совершенно определенно вызвано завистью, но, когда она образумится и предоставит мне свободу действий, я сам введу ее в их круг. И мысленно подсчитывал, сколько он потребует за водопровод. Коммунальные службы сделали бы это за тридцать тысяч. Частник из может требовать столько. Пожалуй, двадцать. Или двадцать пять? Но когда Петр в конце своей вступительной речи так нерасчетливо подчеркнул нужду в воде, Камил принял решение хорошенько потрясти мошну у этого олуха с врожденной манией величия.