Иржи Швейда - Авария

В кабинете он внимательно изучил план Пехачека. Блеск… Не хватает только самого главного. Как достать воду для этого трубопровода.

Он запер кабинет, на трамвае подъехал к литвиновской площади, в виде исключения заказал в буфете горячий рубленый шницель, с хрустящими рогаликами из прославленной яновской пекарни, запил его пивом и, дымя сигаретой, вошел в здание Национального комитета. Затребовал в архиве кадастровые описи соседних деревень, на основе которых составил себе довольно ясное представление об окрестностях Флайской плотины. Дача Петра была здесь обозначена как «Хутор Кунин», и всего в ста метрах от нее проходила толстая синяя линия магистрального водопровода. Довольный результатами своих поисков, Камил направился в отдел строительства, разнюхал для Петра правила уплаты гербового сбора и, так как у него еще оставалось время, задержался в соседнем отделе распределения жилплощади, Здесь он со знанием дела обсудил положение с жильем в городе Литвинове и его окрестностях (вследствие ликвидации нескольких соседних деревень молодые семьи находились в отчаянном положении), пожаловался, что он тоже три года ждет квартиры, но месяца через два надеется ее получить. Решив, что этих трех визитов вполне достаточно, чтобы имя Цоуфала-младшего разнеслось по всему комитету, свидетельствуя о его, Камила, общественной инициативе, он попрощался и вышел.

На улице было тепло. Весеннее солнце наконец-то образумилось. Камил прошелся по залитой солнцем площади, купил несколько книжных новинок, в буфете за кружкой пива полистал их и продолжил приятную прогулку вдоль нарядных витрин магазинов.

В эти утренние часы город был особенно оживленным, но каким-то очень благопристойным, уравновешенным и неторопливым. Мамаши с колясками, пенсионеры и сотни сменных рабочих, живущих в соответствии с несложными графиками своих календарей. И Камил, очарованный картиной свободной жизни, размечтался о вставании без будильника, об утренних часах без всяких забот (он сумел бы в это время столько сделать, что потеря послеобеденных часов на второстепенные мелочи стала бы менее болезненной), мечтал о свободном времени для изучения пока неизвестных параметров своего «я», следствием чего будут слова и деньги. Заманчиво и не так уж нереально, будь человек один, но тут Камил испугался своего кощунства, потому что Дитунка была самым главным его достоянием и он не отказался бы от нее ни за какие миллионы, и тогда он успокоил себя мыслью о том, что еще не все потеряно, что в двадцать семь лет можно ожидать многих и многих поворотов судьбы.

До обеда оставался добрый час. Камил зашел в «Погребок у ратуши», где сидело не более дюжины посетителей, но Шепковых не нашел, у них был выходной. Вот у кого идеальная жизнь. Наверняка сейчас дома подсчитывают, сколько заработали за неделю, месяц, год, подумал он и пренебрежительно усмехнулся. Убогие, не умеют жить. Я бы сегодня же начал писать свой первый роман и через несколько месяцев закончил бы его, потому что при таком образе жизни все легко. Не будь Диты, я хотел бы жить один.

Во время обеда ему испортил настроение доктор Краус. Камил уже доедал свой обед, когда рядом у свободного столика возник этот докторишка и пожелал приятного аппетита; он произнес это таким тоном, что Камил перестал есть, демонстративно отложил прибор в сторону и с каменным лицом вышел. По дороге в свой отдел он выругал себя за этот дурацкий жест. Наверно, было бы лучше приветливо ответить и пообедать вместе, подавив в себе совершенно необоснованную враждебность, если не сказать комплекс, да-да, комплекс, который развивается из-за него, этого селадона, преследующего его Здену, посидеть с ним, включить его в число здешних знакомых, иногда здороваться и обрести наконец покой. Это было бы вполне естественно, и тогда, возможно, исчезла бы ненависть, однако почему он хочет завести дружбу именно со мной? Пикантности ради? Или это насмешка?..

Идя домой, Камил опять думал о Краусе и, только остановившись рядом с домом, вдруг осознал, что его никто не ждет, никто — дверь заперта, комнаты пустые. Тоска. Страшно опасная штука, ибо она парализовывала его в самом начале большого дела. Лишь максимальным напряжением воли он смог подавить ее, пока поднимался в лифте. Современный человек, если хочет добиться успеха, не смеет быть сентиментальным. Сантименты — это предатели, они расслабляют. А мне нужно мобилизовать все мои силы.

До особняка на Лоучках, где жил Петр, было недалеко, но ради психологического эффекта Камил попросил у отца машину и, затормозив перед садовой калиткой, дал несколько коротких гудков. В дверях появилась Регина, на ней был изящный костюм для дома; она узнала Камила, улыбнулась ему и открыла ворота. Он залюбовался ею. Вот если бы сейчас Здена встретила меня на нашей вилле, подумал он с завистью, кивнул ей из открытого дверного окошечка и поставил машину около синего «форда».

— И долго вы возводили этот дворец? — спросил он, скользя взглядом по нарядной бризолитовой отделке дома вверх к косому фронтону. Для этого ему пришлось задрать голову.

Регина пожала плечами.

— Это строил свекор…

— Свадебный подарок или наследство?

— Вроде того…

Камил кивнул, мол, все ясно, вернулся к машине, взял кожаную папку с документацией и вместе с Региной вошел в особняк.

Петр, в длинном халате, сидел в вольтеровском кресле за письменным столом и что-то вписывал в черную приходно-расходную книгу. Стеллажи за его спиной были все уставлены книгами. Примерно так я представлял себе кабинет господина Ремарка…

— Присаживайся. — Петр предложил Камилу место у журнального столика с темной полированной доской и щелкнул пальцами Регине: — Придумай там что-нибудь. — Потом повернулся к Камилу: — Тебе нужен аванс, не так ли? — Кивнув головой, он вынул конверт из выдвижного ящика стола. — Пять тысяч. Я тебя понимаю. Сейчас никто ничего не делает по доброте сердечной. Ну, что тебе удалось сделать?

Камил мгновенно отрезвел. Все институты, вместе взятые, не значили ничего в сравнении со спекулянтской и деляческой школой Петра Шепки! Он достал из папки копию отличного плана Пехачека с пометками, где и что сделано, и листок с кратким перечнем расходов.

— Расположение водопровода я уже знаю, теперь нужно поговорить о том, как добиться разрешения.

— Этим я займусь сам, — заметил Петр, не отрывая глаз от плана.

— У меня три насоса. Один для дома, второй для бассейна, а третий присоединяется к обоим рукавам на случай аварии. Затем, я достал примерно двести метров труб, прокладки, винты, предохранители и распределитель. Пока это составляет немногим больше десяти тысяч. — Он подсунул Петру счет.