Иржи Швейда - Авария

— А ты пригласишь меня за компанию?

Они вошли в столовую. Поставив воду на газ, Камил открыл буфет с фарфоровой посудой. Умышленно выбрал тяжелые толстые кофейные чашки, высыпал сахар прямо на кофе. Регина с любопытством наблюдала за ним, не переставая улыбаться.

— А как посмотрит твоя прекрасная и строгая супруга, что тебя полдня где-то носит?

— Сегодня вообще никак. Она уехала к родителям, у нас дочка заболела. Это называется климатотерапия…

— Значит, ты соломенный вдовец. Скучаешь?

— Неимоверно. Но в последние четверть часа полегчало. Кажется, будто я в санатории. Здесь всегда так прекрасно?

Залив кофе кипятком, Камил поставил обе чашки на стол. Регина прищурилась, медленно поправила ладонью волосы на лбу и поверх чашки с воодушевлением смотрела ему в лицо.

— Всегда, если здесь нет Петра. Я начинаю уставать от него. Деньги, деньги, бизнес. Иногда чувствую, что ненавижу его. Нет, это не ненависть, скорее презрение. Его жизнь — сплошные калькуляции, сколько и на что израсходовать. Эту дачу он тоже хочет продать. А я работаю по ночам в баре, чтобы денег было еще больше.

— Без них Петр вконец бы тебе опостылел. — Камил махнул рукой. Его симпатии несколько увяли. Еще одна баба, мечтающая сидеть дома. К тому же без ребенка.

— Нам вполне хватило бы его денег, но он ни с кем не хочет входить в пай. Так проще, не нужно делиться… И что это за жизнь?

Камил залюбовался ее красивым лицом, оно стало еще привлекательней, разрумянившись от волнения. Он ощущал свое превосходство. Ты все вывалила чересчур быстро, душечка. Я бы мог и сейчас словить тебя на крючок, но давай-ка лучше дадим всему немного созреть. Собственно говоря, что тут удивительного? Петя и в школе был ленивым толстым мальчиком, рот его был вечно набит едой, должно быть, страстью он не кипит. А такой, конечно, не про тебя.

— А какого парня ты бы предпочла?

Она страдальчески улыбнулась, улыбкой заученной и много тысяч раз повторенной за стойками трактиров и баров, и с наигранной стыдливостью отвела взгляд.

— Парня, который занят настоящим делом, и в жизни что-то значит, и заработать умеет. Мужчину, который всегда бы помнил, что дома его ждет жена!..

Теперь скажешь, что меня, но так далеко мы сегодня не зайдем.

Между тем на улице стемнело. Камил посмотрел на часы и притворно вздохнул.

— Пора идти, с восьми я играю. Завтра начну.

Он потянулся всеми ста восьмьюдесятью двумя сантиметрами своего тела, которыми очень гордился, ибо вес восемьдесят два килограмма соответствовал ему идеально, почесал грудь, полюбуйся парнем, Гинушка, и до завтра все хорошенько обмозгуй, и вышел на темную террасу.

— Ты поведешь машину? — просительно залепетала Регина.

— Само собой, — ответил он невозмутимо, хотя предстоящая езда гораздо больше волновала его, чем мысль о том, что уже завтра эта женщина определенно будет принадлежать ему; при воспоминании о Здене и Дите на минуту в душе шевельнулась совесть, но они далеко и ничего не узнают. Во имя денег и ненависти можно позволить себе все.

В течение пятнадцати минут рискованной езды по крутому серпантину голова Регины несколько раз оказывалась у него на плече — в горячке управления машиной Камил не обращал на это внимания, пока наконец не остановился на площадке перед «башней».

— Кажется, я здорово гнал. — Он засмеялся счастливо и виновато, как подросток, который совершил что-то невероятно отчаянное и теперь ожидает брани как признания небывалого мужества.

— Это было прекрасно, — воскликнула Регина и прижалась к его груди.

— Мировая телега, — согласился он.

Они стояли на бетонированной площадке, как на сцене.

— Ну, спасибо, — добавил он быстро, попрощался, дома съел разогретое лечо из консервной банки (родители уехали на дачу), и меньше чем через час тряски в скоростном трамвае он уже сидел за пианино в ночном баре «Гневин».

Физически изнуренный семичасовой игрой в продымленном и ревущем баре, обессиленный мыслями о том, что сегодня придется целый день работать на даче, а вечером снова ехать в бар, и так до понедельника, когда после четырехчасового сна он должен свежим прийти на завод, Камил корчился в кузове желтого грузовика, стиснутый мешками цемента, извести и кучей песку. В кабину к трем верзилам он сегодня не попал, поэтому дремал, опираясь на холодный корпус маленькой электрической бетономешалки. Наконец громыхание и тряска кончились, Камил очнулся, соскочил с грузовика и отпер большие двери в подвал.

Эй, пошевеливайтесь, ребятки, мстительно усмехнулся Камил, подождал, пока парни перенесли груз, переоделся в новый непромокаемый комбинезон и по лестнице поднялся наверх. От маленького водопроводного крана в столовой он провел длинный красный шланг до железных бочек во дворе, через час перебросил его в бетономешалку, молниеносно приготовил три порции бетона и ведрами перетаскал его в обшитую тесом клеть под фундамент для первого насоса.

Вероятно, здесь каждый день светит солнце, с удивлением отметил он и на освещенной солнцем террасе приготовил обильный завтрак из запасов, доставленных сюда Региной. Ужас, чего только нет у Петра, за десять лет подобных махинаций можно скопить и миллион, рассуждал Камил, сидя над стаканом вина. Рядом с ним стоял транзисторный магнитофон, из которого неслась то отечественная, то заграничная поп-музыка.

Волны музыки неожиданно были подавлены диким ревом красного экскаватора. Выключив магнитофон, Камил показался экскаваторщикам, мол, за ними приглядывают, и скрылся от этого терзающего слух шума в холодном подвале. После приготовления очередных трех порций бетона на ладонях вздулись водяные мозоли. Только усилием воли он заставил себя загладить кельмой второй фундамент и, пошатываясь, хватаясь за перила, выкарабкался на террасу. Тяжело дыша, он повалился в шезлонг с железным каркасом и холщовой обтяжкой. В покрасневших пузырях мозолей пульсировала кровь. Он устал. От физического труда отвык, и двухлетнее сидение в кабинете приносило теперь свои дурные плоды.

Убийственный грохот экскаватора прекратился. Час дня. Парни, должно быть, обедали. Камил с усилием встал, наложил полную тарелку нарезанной ломтиками ветчины, открыл жестянку с ананасовым компотом и вдруг смутился. Недавно он попрекал им Здену…

Третий фундамент был хуже всего. Каждая клетка тела сопротивлялась малейшему движению. Биллионы болей, сливающихся в одну огромную боль, которая валит с ног. От этого и мул свалился бы. Камил оставил фундамент, заполненным бетоном до половины, напустил воды в бетономешалку, чтобы бетон не затвердел, и выполз из подвала. В гостиной стоял книжный шкаф с полкой огромных, в кожаных переплетах, немецких книг. Как и следовало ожидать, золотые обрезы были покрыты тонким слоем серой пыли. Этот хам держит их здесь «для красоты», подумал Камил, вытащил один том и уселся на террасе. До шести часов оставалось еще порядочно времени, и на тот случай, если бы Регина приехала раньше, он решил и сегодняшний день посвятить кристаллизации их отношений. Для решающего штурма больше всего подходила следующая пятница. В баре он не играет, поэтому может остаться с Региной на всю ночь.