Иржи Швейда - Авария

Дома он начал готовиться к разговору со Зденой, подбирал выражения, шлифуя их до полного совершенства, прибег к холодной иронии и убийственной категоричности, клеймил жену позором и презрением. Это была филигранная работа, а Здена все не шла и не шла…

Внезапно его охватило беспокойство и неодолимый страх. А если она уверена, что может прожить одна? Что, если Павел предложил ей прибежище? У него квартира, машина, солидные заработки… Он в состоянии дать ей больше, чем я.

Наконец о клеть лифта проскрежетала металлическая рама складной коляски. Камил поставил Бетховена, из словарей и густо исписанных страниц технологических проспектов соорудил на столе видимость рабочей обстановки и погрузился в занятия.

— Привет, Камил, — услышал он Зденин голос, но не ответил, притворясь глубоко сосредоточенным.

Наконец-то и тебе захотелось поговорить, подумал он. Боишься расплаты или в плену милых домашних тенет сгожусь и я?

Затеять разговор возможности не представлялось.

Отец счастлив, таскает Диту по квартире, болтает со Зденой, а на меня косится, как на смердящую рыбу, ему и в голову не приходит на минутку оставить нас одних…

— Ужин готов, — пригласила Здена, расставив приборы на кухонном столе.

Взяв тарелку, Камил демонстративно удалился в комнату. У себя дома спектаклей я не потерплю.

Не успел он проглотить и двух кусков, как в комнату крадучись заглянула мать.

— Что это между вами опять? — полюбопытствовала она.

— Да ничего, — досадливо отмахнулся Камил. — Не выношу такие приемчики. Ты же обо всем знаешь лучше меня.

— Нынче она разгуливала по заводу с этим доктором! — Мать выложила свой главный козырь. — А ты и это стерпишь?

— Я ей уже все высказал.

— А она тебя шуганула!

Камил наклонился над тарелкой, давая понять, что продолжение разговора его не интересует. Язвительные, колкие и провокационные выпады матери взвинтили его настолько, что тщательно составленная обвинительная речь рассыпалась на какие-то немощные бессвязные фразы.

— Погоди, вот заживете одни, она тебе покажет… Да это у вас в роду. Кончишь, как дядька Фарек!

— Может, ты позволишь мне поесть спокойно? — не сдержался Камил и резко отодвинул тарелку.

— Я хотела помочь, а ты… — Задохнувшись от горькой обиды, мать, покачав головой, вышла.

Но Камилу вовсе не было ее жалко. Он пришел в ярость. Дядя Фарек давно уже является предметом семейных пересудов. Несколько лет назад он до беспамятства влюбился в довольно молодую женщину, и она сделала из него мужа-слугу. Он приносил ей в постель обед, после кутежей прикладывал уксусные компрессы на больную головку и к тому же порой бывал бит туфлей за то, что плохо печется о своей женушке. Если верить слухам, передаваемым маменькиной родней, теперь дядя терпит ее пятого любовника. И меня сравнивать с этаким рохлей…

Низко склонившись над столом, Камил попробовал вникнуть в проспекты и графики. Из отстойника продукт выгоняется в отводную трубу… Нет. Он никак не мог сосредоточиться. Буквы плясали перед глазами. Куда же мы догребли? Это же полный распад. Вместо того чтобы искать пути к примирению, я измышляю наказания за проступки. Бессмыслица и хаос. Совершенно неуправляемый. Есть единственный способ наладить в будущем наши отношения. Искоренить у Здены замашки эмансипированной женщины, заставить ее поверить в полную зависимость от меня. Способ сомнительный, но другого нет.

Хлопнула дверь. Здена. Камил стремительно встал. Теперь — все точно по заранее разработанному сценарию. В самом зародыше задушить ее возражения, а после драматических пауз пустить в ход язвительные слова и предъявить ультиматум.

Здена, однако, только рассмеялась.

Камил вынужден был даже прикрикнуть на нее, но нить разговора уже прервалась, как программа компьютера, самообладание покинуло его, а резкое Зденино контрнаступление только вспенило кровь.

Сейчас я ее ударю, ударю, но лучше убежать, сесть в машину и — с глаз долой, на неделю оставлю одну, поняла, всю неделю будешь одна, а тогда узнаешь, что это такое — жить без Камила. Если одной разлуки тебе оказалось мало, то вторая совершенно излечит.

Спустившись рано утром из спальни в столовую, Камил с дымящейся чашкой кофе уселся за тяжелый дубовый стол и только тут впервые осознал, как, сам того не замечая, обжился на этой даче. Уже по памяти, машинально открыв свой холодильник, он приготовил обильный завтрак, уничтожил его, а затем из сигаретницы на буфете достал сигарету. А неплохое бунгало, рассуждал он, разминая упругий табак. Кто-то неизменно пополняет запас еды, питья, курева. Регина. Конечно, Регина. Она и дальше готова заботиться обо мне, она сама говорила. А ведь это бунгало легко сделать моим, пронеслось в уме, когда он раскурил сигарету, и аромат прекрасного дорогого табака, и солнечные лучи, проникшие через распахнутое окно в зал столовой, на какое-то мгновение вызвали в нем чувство полного довольства.

На самом деле, кто мне мешает сделать эту дачу своей? Здена? Нет. Та, напротив, всеми способами толкает меня на то, чтоб я поселился здесь навечно. Петр? Правда, Петя могучий противник, но против Регины он просто бессилен.

Покурив, Камил погрузился в приятные медитации, следствием чего явилось субъективно оправданное чувство обладания этой хатой, и прошелся по стройке. Невиданно! Новая кухня с вмонтированной мойкой, душевая, облицованная голубым кафелем, с огромной ванной посредине. Все на месте. Теперь только подсоединить насос и подключить новый двухсотлитровый бойлер.

Столь же впечатляющую картину Камил обнаружил и во дворе. От земляных работ не осталось и следа, на месте канав зеленела молодая травка, и выложенный плиткой бассейн блестел как зеркало. Сказочное великолепие. Елисейский дворец.

Терраса была залита палящим горным солнцем. Эта дача жаждала воды. И если бы к ее первому этажу подступало море, она ничем не отличалась бы от виллы Ремарка на берегу Женевского озера. За неделю все наверстаю.

Камил трудился до позднего вечера, тяжелые работы были уже завершены, оставалось, так сказать, лишь «творчество»; он ликвидировал отставание, накопившееся за последние дни, и, увлекшись, разом забыл обо всех неприятностях, разыгравшихся там, внизу.

Рано поутру, искупавшись в ледяной воде лесного озерка, он снова разложил инструменты и вступил в завершающий этап своих работ. Подготовил несгораемые трубки для электропроводки, натянул провода и вскоре уже вдыхал едкий дым отрезанного траверса.

Пообедав, раскинулся на траве под террасой. Предмайское солнце прогрело землю, она благоухала, будто легчайший пуховик. В прошлом году мы весь этот день провели на воздухе. Дитунке было двадцать дней, и Здене каждые три часа приходилось возвращаться домой кормить. Но эта пора давно миновала. Как долго у меня не было женщины, и Регина не показывается тут. Наверное, забыла. Или все хорошенько взвесила. А ведь победа и расплата — все это у меня было, стоило лишь руку протянуть.