Иржи Швейда - Авария

Поднялся ветер. На лужайках среди рослых буков кто-то посадил черешни. Отсюда они казались хрупкими белоснежными островками в море зелени. Превосходная мозаика. Белые облака расцветшей черешни. Оторвавшиеся лепестки, кружась на ветру и опускаясь, покрывали ярко-зеленую траву. Вот как живется вольному человеку, шептал зачарованный Камил. Никто нигде тебя не ждет, да никто сейчас и не нужен для ощущения полноты счастья. Здесь легко дышать. Внизу я давно бы задохнулся.

Плотно поужинав, в восьмом часу Камил завел машину. Бак был наполовину пуст. Отъехав от дачи, Камил включил приемник и без мотора, бесшумно поплыл по серпантину вниз. По Литвинову проехал на семидесяти, а на неровном шоссе, ведущем к Мосту, отправил стрелку спидометра за сто пятьдесят. Возле бара «Гневин» резко скрежетнул тормозами и с полным сознанием собственного достоинства поднялся по лестнице.

— Добрый вечер, шеф, — фамильярно обратился он к швейцару, остановившись у гардеробщицы, по знакомству получил за сто крон блок импортных сигарет в твердой упаковке (последняя посылка из заводского буфета подозрительно задерживалась) и прошел в пустой зал бара.

На пианино лежал огромный черный футляр от саксофона. Он был пуст. Значит, Пешл уже шляется где-то здесь. Стоило о нем вспомнить, как тут же объявилась внушительная фигура капельмейстера — Пешл выходил из кабинета заведующего.

— Итак, у нас договор до конца года. — Пешл шмыгнул носом и с бодростью ответработников, столь знакомой Камилу, повертел карманными часами. — И судя по всему, ты наконец понял, чего от тебя хотят.

Камил ухмыльнулся.

— Такого самонадеянного мужика мне встречать еще не доводилось. — Развеселясь, он покачал головой и сдержанно добавил: — Если вам неприятно платить двадцатку за мой ежевечерний проезд, то ищите себе другого ишака.

Не дожидаясь возражений, Камил уселся возле Михала Колды, уже успевшего занять место под эстрадой.

Во время полночного антракта Михал привел двух чувих. Хорошенькие, может, несколько наивные или, напротив, слишком разбитные, они легко согласились подождать, когда музыканты закончат игру, и в половине второго ночи одну из них Камил отвез за город. Все было доступно и вполне извинительно.

Здена уже месяц не живет со мною.

После неожиданно спокойной ночи Здена проснулась около пяти. Постель Камила стояла нетронутой. Где-нибудь заночевал, мелькнуло у нее в уме, но она не чувствовала себя ни обманутой, ни преданной, даже ревности не ощутила, только какую-то заторможенность и пустоту. Целый час в запасе. Дитунка крепко спала, будить ее было бы жестоко, Здена прошла в ванную, ледяным душем разогнала утреннюю вялость и, прежде чем Дитунка проснулась, успела перегладить кучу белья, которое иначе провалялось бы до вечера.

Сегодня на улице тоже было великолепно. Последний апрельский день. Апрель. Сколько извинительных глупостей сегодня совершат люди!

Парк вокруг замка был полон красок и весь благоухал. Повсюду преобладал зеленый цвет разнообразных оттенков. Сверкающая зелень освещенных площадок, золотистая там, где солнцу не удалось проникнуть сквозь кроны дерев, яркая, сытая, сочная зелень ухоженного газона. Запах цветущих каштанов снова царил в букете ароматов. Сегодня Здена задержалась здесь дольше обычного. Когда спешишь, то, как дикарь, не замечаешь островка красоты, уцелевшего в центре промышленного города.

А какое впечатление производит Литвинов на туристов, попавших сюда впервые? Неужели он представляется им серым и невыразительным? Старожилы не дают его в обиду. А я? Раньше мне казалось, что я здесь не приживусь, а в Ходове, когда мы ездили туда в последний раз, скучала по нему. Литвинов. Что говорило мне это слово несколько лет назад? А теперь? Мы оба — здешние.

Павла словно подменили. Жизнелюбивый говорун, несокрушимый оптимист превратился в задумчивого, не слишком здорового на вид мужчину, у него неподвижный, отсутствующий взгляд, он бессмысленно, сам того не замечая, что-то чертит на листке бумаги. За полдня ни разу не вышел из своего кабинета и, когда Здена уносила карточки, неотрывно смотрел ей вслед.

Простившись с последним пациентом, Здена присела у открытого окна. По заведенному распорядку нужно бы зайти за последней историей болезни, показать Павлу список сегодняшних больных, отметить процент бюллетенящих и отругать за то, что в кабинете чудовищный воздух. Сегодня она не могла на это решиться. К чему мешать ему продумывать деликатные объяснения… Вероятно, он понял, что мы с Дитункой — слишком трудно перевариваемый кусок. И хотя это довольно-таки неприятно, я на него совсем не сержусь.

Дверь кабинета открывалась невыносимо медленно. Будто Павел только что очнулся.

— Там осталась еще одна история, — сказал он, растерянно улыбнувшись. — Какого-то Шебесты. Жаловался на страшную боль в спине. Видно, по Литвинову обо мне ходит слава как о вполне сговорчивом «фельшаре». Я назначил ему блокаду, но предупредил, что это довольно болезненная процедура, и он предпочел выздороветь — дескать, сам попробует разогнуться.

Рассказывая это, Павел сам поставил историю болезни на место, вымыл руки, хотя у него в кабинете свой умывальник, и долго вытирал их с чрезмерной тщательностью.

— Скоро двенадцать. — Павел кивнул на часы. — Не пойти ли поесть?

Глубоко вздохнув, Здена покачала головой.

— Мне ведь от тебя ничего не нужно, Павел. Эти твои колебания куда хуже, чем прежние извинения, когда ты, на минутку заглянув сюда, признавал, что вчера ляпнул, не подумав. Я же не девочка, в конце концов…

Подозрительно покосившись на нее, хмурый Павел сел на стол.

— Теперь я уж абсолютно ничего не понимаю. Это кто кого сегодня без конца избегал? Утром ты ведешь себя этакой ублаженной молодоженкой и без каких-либо угрызений совести заставляешь меня сжевать половину шариковой ручки. Нет, из-за тебя я стану психом…

Здена невольно рассмеялась. Взаимная подозрительность вдруг показалась ей забавной. Вот что может натворить одна-единственная прогулка утром по сотни раз хоженному-перехоженному городку.

— Знаешь, свалим все на апрель. И пошли есть, я очень проголодалась.

Сегодня Павел тоже подождал, пока Здена одела Дитунку, взял ее на руки и снес с лестницы.

— Посидим немножко в парке? — предложил он и многозначительно посмотрел на часы. — По сравнению со вчерашним у нас сегодня вдоволь времени.

— Посидим, — согласилась Здена. — Только в четыре мне нужно уйти, у меня еще куча дел.

Поставив Дитунку на лужайку, Павел платком вытер лавочку.

— У меня такое впечатление, будто сегодня на стоянке я не видел вашей машины, — не скрывая любопытства, заметил он.