Иржи Швейда - Авария

— Мерси, Рихард, — поблагодарил Камил, когда отдаленное и неясное бормотание в трубке затихло.

— Не за что, — бодро, скромно и торопливо отозвался Рихард и тут же повесил трубку.

— В самом деле не за что, — произнес вслух Камил, отведя душу, и швырнул трубку на вилку.

Во всем Мостецком крае один-единственный знакомый, кто безо всяких, сразу же, согласился мне помочь. И то, наверное, потому, что когда-то сидел со мной за одной партой…

Прохаживаясь возле дома, Камил нетерпеливо поглядывал на часы. Туманное, холодное утро. Весна, перепугавшись своего недавнего буйства, трусливо задержалась где-то в горах.

По улице ползли повозки, грохотали грузовики, но зеленый заводской грузовик запаздывал. Солнечных дней больше не жди, ничего удивительного, если этот болван, проплутав в тумане, попал куда-нибудь не туда, огорчился Камил; подождал еще немного и скрылся в подъезде.

— Приехал? — просила Здена.

— Бог знает где шляется, — отмахнулся Камил, перелистывая телефонную книгу. — Если кузов будет в цементе, я разнесу его в пух и прах. Удобный случай поработать налево.

Диспетчер автобазы проблеял в трубку, что ни о какой машине для Цоуфала ему ничего не известно, но после короткого резкого разговора пообещал что-нибудь подыскать.

Определенно тут какой-то недосмотр, извинился он и, закругляясь, вспомнил глупый студенческий анекдот насчет слона, у которого глаза потому красные, чтоб его не заметили на черешне.

Тупица, выругался Камил, выпил крепкого черного кофе, выкурил первую за этот день сигарету и, несколько успокоившись, спустился на лифте вниз.

На ступеньках перед входом сидел Радек Мусил в потертом джинсовом костюме.

— Привет, механик. — Верзила небрежно взмахнул своей длинной обезьяньей рукой, как будто это так уж естественно, что он тут сидит.

— А ты чего здесь делаешь? — удивленно спросил Камил.

— Поджидаю, когда начнут кидать дрова.

Разинув рот, Камил непонимающе уставился на него, по спине побежали мурашки, он мучительно сглотнул. Неожиданная помощь, подоспевшая в минуту полной безвыходности, глубоко тронула его.

— Слушай, Радек, я, право, не знаю, как и… Очень тебе благодарен, очень, факт, — смущенно бормотал Камил.

— Плюнь и разотри. Это я делаю не из-за любви к твоей персоне. Просто я не терплю, когда при переезде неосторожно обращаются с музинструментом, — досадливо буркнул Радек, порылся в куртке и вынул сигарету. — Дай прикурить…

Камил с готовностью щелкнул зажигалкой и, показав наверх, на двенадцатый этаж, предложил:

— Пойдем пока выпьем кофе?

— Понапрасну потратим время. А потом, у меня же не только твой переезд, вечером — игра.

Камил присел рядом с Радеком, вдруг вообразив себя его добрым знакомым. Радек — мой друг. Это было очень приятное ощущение.

— А что сказал Пешл, когда я не пришел? Ворчал?

— Велел передать, что тебе выписаны какие-то деньги. При случае загляни и получишь.

— А почему при случае?

— Он говорит, что играть ты уже можешь не приходить. Ради денег этим не занимаются. Остальные тоже против…

— Я и тебе мешаю?

— Ну, я-то к тебе привык, но вот остальным мешаешь. И в этом нет ничего удивительного.

Камил дугой отшвырнул сигарету. Так, и в ансамбле меня тоже сбросили со счетов. Он хотел было возразить, как-нибудь умалив значение этого отказа, но ему ничего не приходило в голову. Абсолютно.

— У Пешла есть замена? — наконец спросил он.

— Какой-то молоденький парнишка. И на фоно бацает, и на органе. Малость подучиться надо, но и сейчас недурно.

— И аккуратно ходит?

— Без апломба.

Пепа в какой-то великанской спецовке с желтой заводской эмблемой на груди и старенькая «эрена» появились почти одновременно. Камил сильно тряхнул Пепе руку, чуть не вывихнув ее, и помчался к дряхленькой машине, которая остановилась на бетонированной площадке.

— Вы Цоуфал, переезд в Обрнице? — выглянув из окна, процедил грузный водитель со страдальчески-скучающей миной и, даже не дожидаясь ответа, протянул Камилу измятый наряд.

— Тут вот себя увековечьте, но разборчиво, выньте болты и можете кидать.

— Вы не подведете машину поближе к подъезду? А то довольно далеко таскать, — попросил Камил.

Водитель, небрежно перегнувшись из окна, сунул в рот спичку и стал задумчиво перегонять ее из угла в угол.

— Там же тротуар, — скучающе вздохнул он.

— Чао, Пайда, подгони-ка машину поближе к подъезду и вытащи эти когти из запоров, — вдруг вмешался в разговор Радек. — И не воображай, что будешь считать ворон, пока мы вкалываем.

— Ой-ой, — ухмыльнулся раздосадованный водитель и поскреб пятерней в голове. — А я-то думаю, в чем тут дело. Тебя мне только и не хватало.

— Без дискуссий, тебе не за болтовню платят, — отозвался Радек.

Пайда недовольно заворчал, завел «эрену» и послушно подогнал ее к подъезду.

Вчетвером они быстро загрузили машину для первой ездки. Пепа уселся в кабине рядом с шофером, а Радек вскочил в кузов.

— Поедем с нами, — предложил ему Камил, открыв дверцы своей машины.

— У тебя и без того полный комплект, — проговорил Радек, кивнув на Здену, которая спускалась с Дитой на руках. — А потом, кому-то надо присматривать за этими гавриками, — добавил он и втиснулся между мебелью.

У обрницких панельных домов уже стояло несколько забитых домашней утварью грузовиков. По лестнице взад и вперед сновали грузчики с широкими переносными ремнями на плечах, лифт был безнадежно занят.

Оставалось только взвалить на себя тяжелые секции стенки и тащить их по лестнице до четвертого этажа. Пайда пыхтел, потел, не переставая хныкал, проклиная все на свете; Радек чертыхался, грозился через неделю тоже устроить переезд, только на восьмой этаж, и как ни крути, а выходит, что придется ему опять вызывать именно Пайду; Пепа судорожно ухмылялся и вспоминал, что недавно перевозил товарища и при этом кокнул китайскую вазу.

Не прошло и двух часов, как первая партия мебели была водворена на свое место.

Передохнув, они отправились в Литвинов за второй, собственно, последней партией и погрузили все. Камил остановился в дверях литвиновской квартиры. Ну вот, прожив здесь два года, мы покидаем ее. Нашего ничего тут уже нет. Две пустые комнаты и чувство растерянности оттого, что уходишь, не попрощавшись. Жизнь, поместившаяся в два кузова старенькой «эрены».

Пепа и Камил, кряхтя и хрипя, втащили последний шкаф наверх и остановились на последней площадке перед четвертым этажом. Из распахнутых дверей квартиры слышны были звуки какого-то невразумительного диалога, потом оттуда выскочил Радек и устремился вниз по лестнице.

— Не валяй дурака, Мусил, — насупился Камил преграждая ему дорогу. — Ведь не уйдешь же ты от нас так вот…