Иржи Швейда - Авария

Остановившись, Радек в раздумье закивал головой.

— Да ведь мы вроде закончили, а?

— Вот то-то и оно, что нет.

Радек улыбнулся и вцепился в шкаф.

— Без меня ты не дотащишь, механик, — констатировал он, помог установить шкаф на указанном месте в детской и снова ринулся прочь.

— Мне было бы неприятно, если бы вы ушли, — заметила Здена.

Повернувшись, Радек взглянул сперва на Здену, потом на Камила и пожал плечами.

— Вы это всерьез?

— Ну, конечно, — подтвердила Здена.

— В таком случае я был бы порядочный невежа, — заулыбался Радек и прошел в кухню.

За столом сидел шофер, набивая рот ветчинной колбасой и запивая ее «кока-колой», он сокрушенно поглядывал на зеленые и коричневые горла пивных бутылок, торчавшие из раковины.

— Выпить бы, а, Пайда? — расхохотался Радек и так шлепнул шофера по спине, что тот выронил вилку, и она брякнула о тарелку. — Ну и напейся с чистой совестью, брат, потому что даже самый строгий патруль без труда можно убедить, что этот твой рыдван давно выбыл из категории моторных транспортных средств.

— Глупые шутки, — оскорбленно буркнул Пайда, подобрал вилку и снова набил рот колбасой.

Здена поставила перед Радеком блюдо с холодными закусками, стакан и открытую бутылку пива.

— Прошу, — улыбнулась она.

— А как же шеф? — Радек кивнул на Камила. — Без него же я все-таки не могу начать. Неприлично.

— Не твоя забота, давай лопай, — отозвался Камил.

— Так меня никто еще есть не уговаривал, — покачал головой Радек и единым духом осушил целую бутылку пива. — Все равно мне этого не понять, — проговорил он. — Никогда бы не подумал, что буду сидеть у шефа в кухне, а его супруга ради меня сервирует стол.

Из ванной вышел Пепа, вытер мокрые руки посудным полотенцем и ринулся к столу.

— Прошу накормить, — загудел он и тут же зыркнул взглядом на притихшего Камила.

— Кадлик, тю-тю, проснись и присоединяйся к друзьям.

Камил очнулся. Устало отлепился от двери, выловил из раковины бутылку ямайского рома, резким движением сорвал золотистую пробку и до краев наполнил три стограммовые рюмки.

— Моряцкая норма, — устало выдохнул Камил, слабо тюкнул своей рюмкой о две другие и опрокинул в рот. — Ну, пейте же… друзья… — саркастически ухмыльнулся он и налил снова.

— А ты, оказывается, не дурак выпить, — заметил Радек, но в этих словах не прозвучало ни малейшего мужского признания.

— Сперва вам надо поесть, — запротестовала огорченная Здена и поставила на стол еще две тарелки с закусками. — Алкоголь на голодный желудок до добра не доведет.

— Ни-че-го по-доб-но-го, — проскандировал Камил, опрокинув вторую рюмку, подсел к столу и поставил бутылку перед собой. — Эту великолепную жидкость можно потреблять когда угодно и в каком угодно количестве. Ром в качестве аперитива, ром как дезинфицирующее средство, необходимое при поглощении этой отвратной колбасы, ром как благородный напиток для праздничных тостов. Сам господин Ремарк больше всего на свете почитал ром, — закончил он свою бестолковую речь и в третий раз наполнил рюмку.

— Кое о чем ты не упомянул, механик, — усмехнулся Радек, пододвинув Камилу свою порожнюю рюмку. — О роме как о примитивном лекарстве для примитивных натур. Не может ведь этот напиток служить лишь возвышенным целям.

Камил испытующе поглядел на него. Как же ты должен ненавидеть меня, подумал он. Благородно и самоотверженно берешь отгул, самоотверженно прешь на себе мою мебель, а потом, когда я этого вовсе не жду, — пах! Вгоняешь нож в спину. И при всем том я был бы рад, если бы мы подружились…

— Наверное, ты прав, — поддакнул он, наполняя рюмки Радеку и Пепе. — Тебе вообще нравится всякая неприятная правда.

— Просто я не люблю, если у меня где-то жмет.

— Неприятное ощущение, а?

— Ну и выбрали вы темку, господа, — скучая, отмахнулся Пепа и потянулся к раковине за пивом. — Присядьте, маман, с этими мужланами я чувствую себя за столом несколько одиноко, — осклабился он, приглашая Здену.

— А вы займетесь моей дочкой?

— А что с ней?

— Ей нужно приготовить ужин.

Шофер, словно стряхнув сонную одурь, прекратил пиршество и поглядел на часы.

— Иисусе Христе, пять! — возопил он и неожиданно проворно поднялся. — Два часа сверхурочных — и притом за одно спасибо, — сокрушенно добавил он, положил остаток колбасы на хлеб и, нагло сощурившись, поглядел на Камила.

— Да ты что, Пайда, ты же кило колбасы слопал, да еще монету выманиваешь у товарища шефа. Ты все-таки неисправим, бесстыжий, — тут же осадил его Радек.

Пайда, шмыгнув носом, цапнул со стола сигарету, заткнул ее за ухо и с оскорбленным видом поплелся вон из кухни.

— Вот вам, возьмите за услуги. — Выйдя за ним в коридор, Камил сунул ему сто крон.

Пайда ощупал пальцами банкноту, помял ее и, сунув в карман, поднял указательный палец, как будто о чем-то вспомнив.

— Да, шеф, у меня в кабине еще ваш цветочек застрял.

В обнимку с метровым развесистым фикусом, произраставшим в огромном горшке, Камил, пошатываясь, вошел в кухню.

— А где Радек? — удивился он.

Пепа повернул ладонь большим пальцем вниз.

— Он велел передать, что премного благодарен, но у него еще какая-то работа.

Камил выбежал на площадку, но на лестнице все было тихо.

Ушел и даже не попрощался… Тогда зачем он вообще приходил? Пожалел? Знал ведь, что я один. Как байстрюк, которого каждый может лягнуть.

Здена вышла из гостиной.

— Приехали Мареки.

Камил не отозвался. Что-то ныло в душе, не от унижения, нет. Ему было грустно и стыдно.

— Он тебя не любит, Камил, и это обидно.

Уложив Диту в кроватку, которая пока что составляла всю обстановку детской, Здена обложила ее игрушками, потому что сегодня большую часть дня девочка должна была провести одна, и вышла на балкон.

Вот, значит, где мы будем жить, подумала она и, как только рассеялся туман, огляделась вокруг.

Серый, прибитый к земле городишко съежился под гигантским виадуком крушногорской магистрали. Это — старые Обрнице. Серенькие и черные приземистые шахтерские домики, уличка, разъезженная тяжеловозами-грузовиками, что неслись отсюда к огромной каменоломне, заброшенный обветшалый двор бывшей усадьбы, ныне отведенный под свалку, и гудящий грязный вокзал на расстоянии едва ли сотни метров от «башни». Башенка городского костелика, самого высокого здания в старой части города, пряталась в густом тумане. Собственно, это был даже не туман, а облака дыма, поднявшиеся со всего мостецкого котла и густой облачностью придавленные к земле.

Здесь, наверное, никогда не бывает солнышка, подумала Здена; она стояла на балконе одна, и ей вдруг стало страшно. Холод и сумрак. Вечная осень. А эти «башни» как палки. Непостижимо, что до ультрасовременного города Моста отсюда всего лишь два километра, а до уютного, обжитого Литвинова — неполных четырнадцать. Здешний городишко словно затерялся в пустыне.