Галина Лифшиц - Что тогда будет с нами?..

– Я спать хочу, голова кружится. – Волька завернулась в одеяло с головой.

Самое время было думать о счастье. Ведь скоро все закончится. Он уедет. А что потом будет? Ничего. Просто – ничего. Но сейчас он совсем рядом, и завтра он будет держать ее за руку. И это все, что ей нужно.

Ночью ей снилось море – огромное, безбрежное. Она плыла. И вдруг рядом с ней оказался дельфин, большой, смеющийся.

– Давай играть! – пропел он тоненьким голоском.

– Давай! – согласилась Волька. – А как?

– Прыгать и смеяться.

Дельфин показал, как они будут вместе прыгать.

Волька попробовала, и у нее получилось. Так они и веселились, и Волька очень удивилась, что это был сон, когда открыла глаза. Сейчас бы вскочить – и к морю. Но какое там море?! На нее с соседней кровати смотрело круглое личико девочки Леночки.

«Нет, не дельфин», – огорчилась Волька. Леночка смущала ее целенаправленностью своих мыслей и действий.

– Проснулась? – обрадовалась Леночка. – А я все ждала, когда ты глаза откроешь. Я же ухожу скоро, выписывают меня.

– Счастливо тебе, – пожелала Волька.

– Спасибо! Но мы еще должны координатами обменяться. Дай мне твой номер. – Леночка уже сидела с телефоном наготове: – Диктуй!

Странно, зачем ей это? Никакие они не подруги. Встретились не в самом лучшем месте. Вот бы попрощаться, и все. Но Волька из вежливости назвала номер, по которому с ней можно будет связаться.

– Я сейчас тебе позвоню, ты меня внеси в контакты, – велела Леночка.

Волька послушно сделала то, что от нее требовалось.

– Приличные люди должны держаться вместе, – словно подслушав Волькины мысли, пояснила Леночка причину своей настойчивости.

– А как ты определяешь, кто приличный, а кто нет? – не выдержала Волька.

У нее были серьезные сомнения в собственной «приличности».

– Ты шутишь? – догадалась Леночка. – Это же сразу становится понятно. Как человек выражает свои мысли, какие у него родители, где он учится, кто его друзья.

«Ого, – подумала Волька, – пока ты лежишь тут с разбитой головой и стараешься прийти в себя после потери памяти, кто-то рядом определяет тебе цену».

– В любом случае – мы наверняка скоро увидимся, – пообещала Леночка. – Я вчера и с подругой твоей познакомилась, с Альбиной. Обменялись координатами. Очень хорошая девочка. Я через неделю хочу устроить праздник – в честь начала новой жизни. Всех вас приглашу. И Альбину, и Андрея…

Волька почувствовала нехватку воздуха. Ей захотелось, как в добрые старые времена начальной школы, взять рюкзак с книгами и с размаху врезать им Леночке по ее зажившей гематоме. Вот она к кому подбирается! Андрей ей нужен! Иди ты, Леночка, на икс, игрек, йот со своими приглашениями и праздниками!

Но… о чем с ней говорить? И зачем?

Волька молча смотрела на пухлую соседку, надеясь, что та наконец попрощается и оставит ее в покое.

– Ты тут не скучай. Поправляйся скорее, – пожелала Леночка жизнерадостно и направилась к выходу из палаты. – До скорого!

До скорого, блин! Вот это уверенность! Прям уверена, что скорое свидание состоится железно.

Марии Леонидовне Леночка даже не кивнула на прощание, словно ее и не было в палате совсем. А старушка между тем наблюдала за их разговором, ее живые глаза светились улыбкой. Ничего себе – приличный человек Леночка.

– С добрым утром! – весело поприветствовала Вольку Мария Леонидовна.

– Доброе утро! – отозвалась Волька.

– Ну что? Уплыла наша Акулина! Надо бы окно открыть, проветрить тут.

– А почему Акулина? – не поняла Волька. – Она же Лена вроде.

– Акулина – потому что акула: старается заглотить все, что на пути встречает. Проглотит, а потом разбирается: надо – не надо.

– Точно, – рассмеялась Волька, – Акулина…

У нее даже злости на ушедшую «подругу» не осталось после того, как той было присвоено новое имя.

– Я сейчас в телефоне «Лена» на «Акулина» поменяю, – сообщила она соседке.

– Акулы со всех сторон, только и ждут, – задумчиво проговорила Мария Леонидовна. – В молодости хотят отнять твою улыбку, радость, любимого твоего, потом – удачу и везение, а под конец – и крыши над головой лишают. Тут главное – не зевай. Держи свое крепко. Знаешь, как в наше время пели: «Чужой земли не нужно нам ни пяди, но и своей врагу не отдадим»!

– Что ж, все время быть в боевой готовности? Все время бояться, что ограбят? Не жизнь, а тоска, – вздохнула Волька.

– Никакая не тоска. Тоска – это свое счастье проспать. Или отдать кому-то другому за понюшку табака. Вот тогда наступает тоска. А жизнь – это река, поток. Перестанешь плыть, ручками-ножками двигать, колотиться – быстро на дно пойдешь. Вон Акулина как барахтается – без устали. Красотой природа не наделила, зато живучая и цепкая. Такие у вас, красивых, все и оттяпывают, пока вы раздумываете: мое – не мое, нужен – не нужен.

«У вас, красивых»: Волька схватилась за эту часть фразы. Неужели это о ней? И неужели это правда? Альба – да! Очень красивая! А разве она тоже?

– Разве я красивая? – вслух произнесла Волька.

– Очень, – подтвердила старушка. – Красивая, как ясный день.

Волька заулыбалась. Ей всегда была понятна красота ясного дня, со всем его теплом, покоем и гармонией.

Мария Леонидовна между тем пыталась распутать свои длинные волосы.

– Хотите, я вам помогу? Причешу вас? Я бабушке своей всегда помогаю – у нее плечо болит, ей трудно руку поднимать, – предложила Волька.

– Да и у меня плечо ноет, а к тому же и расчески нет. Я же на «Скорой» сюда попала. Вот только что в сумке было, то и со мной. А расческу я в сумке не ношу. И навещать меня некому.

– Зато у меня этих расчесок – куча! – обрадовалась Волька. – Мне вчера все, кто приходил, приносили всякие туалетные принадлежности. Вот: и расчески, и щетки зубные, и пасты у меня полно. Вам зубная щетка с пастой нужна?

– Спасибо, деточка, не откажусь! – обрадовалась «просто Мария».

Волька уселась на стул рядом с кроватью старушки.

– Ой, как у вас все запуталось! Я сейчас на прядочки разделю и буду потихонечку расчесывать, иначе не получится. Сколько же вы так пролежали?

– Да вот уж неделю лежу. Они меня все выписать хотят, а мне вылечиться надо, – пожаловалась старушка. – Да и как я выпишусь? Выйду из больницы, а на меня опять нападут. Тут хоть жива буду.

– На вас напали? Где? – Волька пришла в ужас. – Как это случилось?

– Дома. Вернее, в подъезде. Я погулять выходила, возвращаюсь – прислушалась, вроде тишина на лестнице, нет никого. Но на лифте я все равно не поехала. Не люблю лифты – мало ли в последний момент кто-то вскочит, и все, придушит, как курицу. Я вон какая стала, мне шею свернуть одним легким движением руки можно. Была когда-то стройная, гладкая – не поверишь. А сейчас стала маленькая и сухая. Мумия. Но жить мне хочется. И хочется умереть в своей постели, а не в лифте или на лестнице.