Михаил Вольпе - Петух пропел в бухте (сборник)

— Немедленно отправляйся на корабль! — подумать только, родная тетка гонит его! — Наверное, уже четверть восьмого. Чего же ты медлишь? Упаси бог еще опоздаешь. — Она обняла племянника. Столько горести было в этом торопливом объятье. Не зная, куда деваться от стыда, Руй тоже ее обнял. — Прощай, сынок. Будь благоразумен и не теряй мужества. Не забывай меня.

Расставаться всегда грустно. Тот, кто уезжает, словно исчезает в мглистой дали. И как знать, что его ждет за этой мглой?

Она повторила:

— Не забывай свою старую тетку.

Почему он заплакал, если ничто в этом мире, казалось, уже его не трогает? У него нет ни малейшего желания покидать этот дом. Просто он чувствует себя здесь чужим, трагически одиноким. Лишним. Он будто физически ощутил в этот момент уже разделившее их пространство и время — обратно возврата нет. Тетя гонит его прочь. Ну что ж, он принимает это как должное. Если она не желает его больше видеть, он никогда не переступит порога ее дома. Уйдет навсегда. Свет не сошелся клином на Сан-Висенте. Мир велик, и забвение — безбрежный океан. В нем закипело безотчетное враждебное чувство.

Руй быстро зашагал к пристани. Размашистыми шагами, не оборачиваясь. Снова готовый к любым приключениям. Стоя в дверях, нья Ж еже и Лина смотрели ему вслед. Свет уличного фонаря на мгновение выхватил из темноты его спину, и тут же он исчез. Руй шел не разбирая дороги, наклонясь вперед, чтобы защитить от резкого ветра лицо. Надо успеть на поджидающую его шлюпку. Вот он, не оглядываясь, завернул за угол. В мерцании последнего фонаря заклубилось облако пыли. Он должен догнать корабль, его ждет шлюпка.

Тетушка Жеже все еще никак не могла опомниться от изумления. Кто бы мог подумать, что племянник спрячется у себя в комнате? Значит, она его плохо знает, хотя и воспитывала с детства. Не обманет ли он ее и на сей раз? Все ясно, как дважды два четыре. Руй сбежал с корабля, потому что не захотел ехать с отцом, с этим «субъектом», который оскорблял его мать и в конце концов свел ее в могилу? Мог ли он поладить с пьяницей?

— Послушай-ка, Лина, — сказала нья Жеже, выходя на улицу. — Иди сюда. Право, не знаю, как быть. Послушай-ка. — Она притянула к себе девушку. — Беги за ним, да поживее. Погляди, куда он направится. Конечно же, он сбежал с корабля. Слушай, Лина, иди все время за ним, не спускай с него глаз. Он не захотел уехать, ему не хватило мужества…

Порывы ветра, подхватывая скопившийся на углу мусор, кружили его по пустынной улочке. Вместо того чтобы свернуть на площадь Серпа Пинто, откуда ему следовало бы отправиться по авениде Жудис Биккер, прямо к пристани, Руй бросился к Понтинье. Электрическая лампочка на столбе по прихоти ветра то гасла, то зажигалась вновь. Казалось, кто-то машет платком в час разлуки, умоляя вернуться ушедшего.

По дороге Руй не встретил ни одной живой души. Кругом только ветер да пыль. За освещенным участком пути лежала погруженная в мрак Понтинья. Приглушенно слышался гул морского прибоя.

Шоссе в Понтинье было освещено лишь заревом городских огней на другом берегу естественной бухты, где в непогоду укрывались небольшие суденышки. Руй торопился, душа его ликовала. Может быть, «Ямайка» еще не снялась с якоря? Может быть, он еще успеет вернуться на корабль? А как же саквояж с вещами, оставленный дома? Бог с ним, с этим саквояжем. У него будут деньги, много денег, и он сможет купить все, что ему понадобится. Он увидит новые края, о которых всегда мечтал. И обретет ту свободу, которую дарует набитый деньгами кошелек. Мир велик, в мире много разных дорог, только выбирай. Когда-нибудь он вернется и расскажет друзьям обо всем, что видел своими глазами, попытается разжечь в них то же беспокойство, то же стремление в неведомое, какое испытывал сам, слушая рассказы бывалых моряков об их плаваниях. Но у него иной взгляд на вещи. И жизнь свою он построит по-иному. Не лучше и не хуже, чем другие, просто по-иному, в соответствии со своим характером. И он повторял, как припев, будто повинуясь чьему-то тайному приказу: «Мир не больше, чем зрачок твоего глаза…»

«Ямайки» на прежнем месте уже не было. Может быть, она стала на якорь где-нибудь позади Падрао? Ветер совсем разбушевался. Он неистово штурмовал Крепостной вал, лишь иногда, словно переводя дух, стихал, дуя вдоль берега моря и снова с бешеной злобой бросался в атаку. И он, как и тетка, не ведая пощады, кидал ему в спину пригоршни земли и подгонял громким улюлюканьем! Новая шляпа так и норовила улететь. Руй опасался, как бы очередной шквал не сбросил его в море. Задыхаясь, он прибавил шагу.

Неужели танкер изменил место стоянки? Порт был погружен во мрак и, казалось, потерял всякую связь с окружающим миром. В тот вечер в гавани не осталось ни единого суденышка. Пустота, полная пустота! Сердце неистово застучало. Чтобы успокоиться, Руй снова ускорил шаг. Нет, он не променяет своего корабля ни на какие сокровища. Но танкер исчез. Словно воспользовался кратковременным отсутствием Руя, чтобы навсегда от него освободиться. Если бы не ночь, вероятно, можно было бы еще видеть уходящий вдаль пенистый след, оставленный мощным винтом. Где-то теперь его корабль? Куда направляется он по бескрайнему морскому простору — громадный призрак во мгле.

В такую вот непогоду судам приходится иногда менять место стоянки: их может сорвать с якоря и выбросить на мель. Это вполне реальная опасность. Руй застегнул пальто на все пуговицы, поднял воротник. Беснующийся ветер вынуждал его останавливаться, поворачиваться спиной, прикрывать ладонью глаза.

На каменном парапете против управления общественных работ смутно маячила какая-то тень.

— Эй, погоди, — донеслось из темноты.

Руй продолжал идти, не замедляя шага. Его снова окликнули, и он остановился. Присмотревшись, он различил в темноте девицу с непокрытой головой, она была одета во все белое.

— Ах, простите, я обозналась, — жеманно проговорила девица. — Я жду одного приятеля. В такую темень он мог пройти мимо, даже не заметив меня. Я-то привыкла к темноте. Мне чаще приходится бродить по ночам, чем днем. Я живу как сова. — Она подошла ближе, коснулась его руки. — Мне уже надоело тут торчать. — Увидев, что он повернулся спиной и хочет уйти, она поспешно добавила: — Видно, мой приятель так и не придет. Э, какая разница! Ты вроде бы неплохой парень. Могу пойти и с тобой. Уже иду. — Она говорила на бегу, схватив его за руку, чтобы не отставать. — Эй, послушай! Куда ты так спешишь? На пожар, что ли?

Руй только переспросил:

— Что?

Он был озабочен лишь одним — поскорее увидеть корабль. Думал об одном: отплыл танкер или еще стоит в Матиоте.

— Я тебя хорошо знаю. У меня масса знакомых. Даже взрослые мужчины есть. Да, я знаю тебя. Ночью я вижу, как кошка. Чтобы бродить по ночам, нужно кошачье зрение. Жаль, конечно, что мне выпала такая доля. Но что поделаешь, надо же как-то зарабатывать на жизнь. Не то пропадешь. Я знаю всех парней в Праса-Нова. И тебя тоже. Меня зовут Розабела, ты, верно, обо мне слышал, ведь ты племянник ньи Жеже. Я, правда, никогда не видела тебя в этой шляпе. Обычно ты ходишь с непокрытой головой или в шлеме. Да не беги ты так, а то у меня сердце выскочит из груди. Ох, больше не могу. Понимаешь, я сегодня на мели, без гроша в кармане, поесть не на что. Как говорится, на брюхе шелк, а в брюхе щелк. И что за удовольствие прохаживаться одному по берегу моря, да еще в такую собачью погоду? Давай остановимся на минутку. Ради бога. Кстати, за тобой должок. Два месяца назад, еще до твоей поездки на Санто-Антао, мы с тобой встречались за вашим садом. У вас, местных ребят, короткая память. Попользовался и даже не заплатил.