Михаил Вольпе - Петух пропел в бухте (сборник)

Руй внезапно вздрогнул и спросил, протянув руку по направлению к опустевшему порту.

— Ты не знаешь, этот танкер, что стоял здесь, переменил стоянку?

Она рассмеялась, таким забавным показался ей удрученный вид парня и жалобный тон, которым он задал вопрос. На мгновение она даже забыла про голод.

— Ты, должно быть, порядком набрался, приятель, — сказала она, погладив его по голове. — Хочешь, пойдем со мной, только заплати должок, потому как я на мели. Маковой росинки во рту сегодня не было. Пойдем, а? Да не прикидывайся, будто не узнаешь меня…

Голова у Руя шла кругом, мысли путались, однако он ее вспомнил. Та самая девица с мелодичным голосом, которая при встрече с ним всякий раз задавала один и тот же вопрос: «Ну так как же, дружок, ты не собираешься мне заплатить?» Она говорила это тихо, вполголоса, но настойчиво. И пока Лина что-то напевала в саду, он шептал на ухо этой девице, стоявшей по ту сторону ограды, как спрашивал у других случайных подружек: «Кто же у тебя был первый, а? Кто тебя пустил по рукам?» — «Не все ли равно кто. Тебе-то что? Может, и ты. Все вы одинаковые. Видно, так уже мне на роду написано». А он мечтал поласкать Лину, голосок которой раздавался совсем близко.

Резкий порыв ветра сорвал у него с головы шляпу, она закружилась и мгновенно исчезла во мгле. Розабела нагнулась, придерживая развевающуюся юбку. Увидев, что он стоит с непокрытой головой, простирая руки к небу, точно в мольбе, она воскликнула:

— Господи! Ты потерял шляпу! — Она нервно хихикнула. — Пятьдесят эскудо уплыли в море.

Руй нетерпеливым жестом оттолкнул ее.

— Иди своей дорогой. А меня оставь в покое.

Она изо всех сил ухватилась за его руку, чтобы не упасть.

— Какой ты сегодня грубый, парень. Этот танкер, — продолжала она, — только что ушел. Я сидела на парапете и видела, как он отплывал. Огромный корабль, красивый и весь в огнях. Хорошо им, верно, на борту. Знаешь, без него бухта выглядит очень грустно. Точно вдова в трауре. Он, должно быть, уже огибает мыс Жоана Рибейро. — Она говорила громко, следуя по пятам за Руем, который быстро шагал прочь.

— Наверно, танкер бросил якорь в Матиоте, — проговорил он, как бы размышляя вслух. Девица засмеялась. Он понял, что спорол глупость, но повторил, чтобы убедить себя самого: — Бросил якорь в Матиоте…

К горлу подкатил комок. Насмешка Розабелы оказалась благотворной, заставила его очнуться. Отныне совесть его чиста. А уж все муки, которые его ждут, он как-нибудь переможет. Руй убыстрил шаг. Девица, задыхаясь, все еще бежала за ним.

— Жаль, конечно, что у тебя унесло шляпу, — громко закричала она. — Я тут ни при чем, но мне все равно очень жаль. Хочешь, я ее поищу? Я вижу в темноте, как кошка. Только она, верно, упала в море. Если б я умела плавать, кинулась бы за ней, ведь это пятьдесят эскудо. Эх, будь у меня сейчас столько денег…

Около Падрао девица совсем выдохлась и остановилась. Руй несся, как на крыльях. «Видно, здорово налакался, не угонишься. Пьяницы, они легки на ногу, — подумала девица. — Может, он хочет искупаться? Крепкий парень, ничего не скажешь».

Руй продолжал бежать. Он еще надеялся успеть на корабль.

— Значит, ты так мне и не заплатишь? — послышался девичий голос в шуме прибоя.

Лихорадочная дрожь пробежала по телу Руя. Зубы его застучали. Он пошел медленнее. Куда спешить? «Ямайка» не игрушечный кораблик, чтобы можно было протянуть руку и остановить ее.

Издали снова донесся женский голос — казалось, это было последнее непрочное звено, связующее его с миром людей.

— Все вы здесь не мужчины, а тряпки.

Руй остановился, поднес руки к лицу, оглянулся.

— Слушай ты, потаскушка! Убирайся! Прыгай в море, если тебе так хочется! Попей соленой водички! — Он ощупал карманы. Пусто. Все, чем он располагал, осталось в саквояже. Руй снова тронулся в путь. «Наверно, он бросил якорь в Матиоте. Все может быть». Он еще не потерял окончательно надежды. Мало ли что может приключиться — несчастный случай на борту, безбилетный пассажир, внезапная эпидемия. Бывает же, что корабли возвращаются в порт после отплытия. Внезапно земля заходила у него под ногами, точно палуба судна во время качки. Голова закружилась. Перед глазами замелькали белые мухи, мешая различать дорогу. Он остановился, чтобы сориентироваться. Сделал еще несколько шагов — и оказался у поворота на Фортин. Последняя его надежда лопнула, точно проколотый воздушный шар. «Ямайки» и здесь нет. Не веря своим глазам, он обшарил всю бухту пристальным взглядом. Корабль исчез, увезя с собой веселое великолепие праздничных огней. На том месте, где он стоял, воцарился ночной мрак, тяжелый и мертвый. Бухта овдовела, как сказала девица. Вместе с огнями танкер увез с собой и мечты островитян, грезящих о жизни, полной приключений и борьбы со стихиями. Кто из них отказался бы занять его место на борту?!

Маяк на Птичьем острове, эта путеводная звезда моряков, вспыхивал красным огоньком, каплю за каплей принося кровь своего сердца в дар отважным мореходам, таким, как его отец, бродягам, искателям приключений, без родины и без семьи — судьба вела их своими неисповедимыми путями. В их жизни не было ничего определенного, кроме профессии, твердого заработка, а его так трудно найти здесь, на маленьком острове.

Мечты уносили его за Падрао — туда, где простиралась невидимая линия утонувшего во мгле горизонта. А ветер все крепчал, яростными ударами бича стегая всех тех, кто был предоставлен своей судьбе и боролся за выживание. Грозно рокотал прибой; море и суша вели между собой сердитый, нескончаемый спор, волны подхватывали на бегу камни, точно клоуны — медяки, фосфоресцировали и сверкали, точно кружевные юбочки стройных танцовщиц, пощелкивающих кастаньетами. Только откуда тут взяться стройным танцовщицам, а уж тем более — кастаньетам? Но, пожалуй, больше всего волны походили на беспрестанно лязгающие челюсти, усаженные острыми зубами. Схваченные ими камни рычали по-звериному. Дорога все еще продолжала покачиваться у него под ногами, будто он находился на палубе «Ямайки», в открытом море. Над головой мерцали звезды, мириады небесных тел. Где же, на каком острове находится этот маяк, рассекающий своим кровавым светом темный горизонт? Его мутило. Силы его были на исходе. Он не рожден моряком. Его удел — ходить по суше.

Руй с трудом добрался до защищенного от ветра места. На волнорезе, напоминающем нос корабля, стояли каменные скамьи. Хорошо бы очутиться сейчас на носу «Ямайки», чувствовать, как ветер обдувает твое лицо. Фу, какой отвратительный запах гниющей рыбы! Вот почему его и мутит. Но здесь, на волноломе, свежий ветер дует прямо в лицо и кажется, будто он и впрямь на танкере, который, обогнув мыс, входит в гавань. Но какую гавань? Слева огни города. Но какого города?