Михаил Каминский - Переполненная чаша

Старичок оказался доктором наук — исторических. Он очень вежливо расспрашивал Гошу о жизни и семье, объяснил, что фамилия Челомбитько — казацкая и могла появиться в здешних северных краях вместе с пугачевцами, бежавшими вверх по Волге после поражения, а затем сообщил Гоше, что ровно сто лет назад во всем городе было столько населения, сколько сейчас рабочих на одном Гошином заводе полиграфических машин.

Вот так — в тихой беседе — они бродили по коридорам, наверное, час, пока по требованиям, подписанным Гошей, многие сотрудники библиотеки искали в хранилищах книги для завтрашнего его отчета о заграничной командировке. Потом профессор ушел домой, а Гоша сидел до самого закрытия за отдельным столом и не покидал помещения, даже когда его проветривали, открывая длинной палкой с крючком высоко расположенные окна. Он выписывал в блокнот все, что считал важным: сколько населения в его эмирате и сколько в других, какая почва и количество осадков в год. Его эмират оказался средним по размерам, и в нем преобладало кочевое животноводство, в то время как в соседних — оазисное земледелие. Но в основном все эмираты были схожи: нефть кормила и поила их, если, конечно, рассуждать в переносном смысле. Выписал Гоша и про историю, культуру и господствующую религию ислам. Одна из книг, выбранных профессором, была специально о добыче жемчуга в Персидском заливе, другая говорила только о кочевниках пустыни. Живут кочевники убого и очень нуждаются в работе и еде, несмотря на миллиардные прибыли нефтяных компаний с национальным и иностранным капиталом.

В библиотеке Челомбитько понравилось. Вот только окна для проветривания они открывали примитивно — тянулись палкой к форточке. А можно поставить на фрамуги моторчики и придумать, как организовать проветривание с одного пульта, то есть с использованием современной техники, Гоша заполнил почти весь блокнот крупным почерком человека, которому редко приходится заниматься писаниной, и возвращался домой с успокоившимся сердцем, потому что теперь мог отчитаться о своем эмирате в полном объеме, несмотря на недолгий командировочный срок и большую занятость.

Гоша добирался до самого дома пешком, так как автобусы в столь позднее время ходили редко. Блокнот он сунул во внутренний карман полушубка, руками размахивал. По задубевшему от мороза асфальту мела поземка; у домов и на проезжей части улицы, вдоль тротуара, залег кое-где снег — неровными островками, вытянутыми и хвостатыми. В ночной темноте он был особенно белым и мало походил на снег, а больше напоминал Гоше песок на площади перед гостиницей в столице эмирата в раскаленный полдень. Там в этот час все было белым: песок, одежда на людях, солнце, небо.

Видно, от избытка приобретенной информации и быстрой ходьбы Гоше стало жарко, а вот ожидавшая его дома Маруся куталась в пуховый платок. Гоша начал рассказывать ей, как замечательно провел время в библиотеке. Жаль, сказал, что нет никакой возможности ходить туда регулярно и знакомиться с новинками мировой литературы.

— Жаль, — поддержала Маруся. Она сидела на диване и обеими, руками стягивала платок у подбородка. — Жду тебя, жду. Тяжело без тебя одной вечером.

Ночью Гоша почти не спал. У Катюши подскочила температура. Она постанывала, просила пить, раскрывалась. Маруся тоже кашляла и жаловалась на боль в груди. К утру им обеим полегчало, но на работу жену Гоша не пустил и вызвал врача.

А сам он был совсем здоровый, но из-за такой, наверное, неспокойной ночи мысли в голове перепутались. Все цифры и факты про эмират, как он ни старался их удержать, разбегались по сторонам. В общем, к началу отчета Гоша листал блокнот и паниковал до мелкой дрожи. А уже в красный уголок цеха потянулись люди.

К Гоше подошел начальник цеха Никитин и сказал:

— Извини, Челомбитько, не могу присутствовать. Совещание у директора.

— Ничего, — ответил ему Гоша. — Конечно, идите к директору. — И подумал: вот бы какое-нибудь сей момент сверхординарное событие! Общезаводское собрание или митинг, чтобы никто не мог присутствовать на его отчете.

Секретарь цехового партбюро Огарышев Глеб Николаевич проверил микрофон: постучал, как положено, по микрофону ногтем. Гулкий звук заставил Гошу встрепенуться.

— Начнем, товарищи, — буднично сказал Огарышев. — Как обычно, временем выступающего с отчетом ограничивать не станем. Вопросами прошу не перебивать. Все вопросы в конце… — Он повернулся к Гоше, который сидел за столом президиума справа от него. Слева находился Курбатов. Вот и весь президиум. — Докладывайте, Челомбитько, без смущения и сколько понадобится.

Гоша нехотя поднялся. До трибуны было всего четыре шага. Он прошел их и вернулся к столу — за блокнотом. Все же несколько секунд потрачено. Но тут Гоша вспомнил, что времени у него невпроворот — столько, сколько понадобится, — времени для доклада о командировке. Но на что его употребить, время?

— Прошу, — опять сказал Глеб Николаевич, обращаясь к Гоше, который теперь держался разведенными в стороны рунами за края трибуны и смотрел в раскрытый блокнот.

Гоша откашлялся, поднял глаза. В зале сидели только знакомые люди — сборщики и электронщики, а в правом углу еще пестрели разноцветные косынки — там сгруппировалась малярка. С каким бы удовольствием он поменялся местами с любым человеком из зала!

— Давай, Челомбитько, не тяни, — донеслось до Гоши снизу.

Он опустил глаза, взялся одной рукой за стойку микрофона:

— Это государство, эмират то есть, находится в Юго-Западной Азии, на берегу Персидского залива. Конституционная монархия. Население в основном арабы, шестьдесят девять процентов — городское население…

— Шестьдесят девять? Что ты говоришь! — опять послышался тот же голос, который призывал его «не тянуть».

Глеб Николаевич постучал по графину:

— Спокойно, товарищи.

Гоша набрал побольше воздуха в грудь и ринулся, как в омут: забарабанил, зачастил названиями, цифрами, именами, процентами и веками, благо потрудился он вчера вечером в библиотеке досконально, и жаловаться на отсутствие чего-либо в блокноте не приходилось.

— В начале нашей эры — небольшое княжество… В четвертом — шестом веках в составе государства Сасанидов… В начале шестнадцатого века захвачено Португалией…

В зале, чувствовал Гоша, воцарилась глубочайшая, можно сказать — провальная, тишина. Челомбитько целиком и полностью понимал, что тишина эта — не от любопытства и повышенного интереса к тем сведениям, которые он обрушивал сверху на головы своих товарищей и коллег. Просто сборщики, электронщики и малярка, большинство в которой составляют женщины, замерли от изумления: кому нужны эти подробности, если каждый, подобно Челомбитько, способен вычитать их в библиотеке? Не сошел ли с ума молодой шеф-монтажник, демонстрируя такую свою эрудицию?