Михаил Каминский - Переполненная чаша

«Дураки! — критиковала Тамара семью Молотилова. — Ишь чего надумали! Тоже мне воспитатели! Олежка, как очухается, такую трезвую жизнь вам покажет, что век не забудете!»

Употребляла Тамара и непечатные слова. И милиционером грозилась. Но Молотилов — недаром же он был родом из Пошехонья — ничего не боялся, нецензурные выражения игнорировал и, проверив наличие паспорта в кармане Олега Лазарева, настойчиво повлек его под руку к троллейбусной остановке.

В троллейбусе Олег сразу заснул, откинув назад кудрявую голову, полуоткрыв рот и сплетя на животе белые, ни разу, видно, не побывавшие под солнечным загаром пальцы. Опять, как слоеный пирог огромных размеров, бежали слева одряхлевшие горы, а справа танцевало очень медленный вальс сбросившее туман спокойное море. А на душе у Молотилова родилась и с каждым километром нарастала тревога. Конечно, они совершили положительный поступок, вырвав пропадающего молодого человека из настоящей пучины. Но что, в самом деле, этот молодой человек заявит, когда окончательно осознает себя в авиалайнере, уносящем его на Север? И как отнесутся к Лазареву на заводе, разглядев белые руки, похмельные глаза и ялтинскую прописку недавнего официанта?.. Да и перед женой Аришей было Молотилову крайне неловко. Вот уж и в троллейбусе они едут, а не в такси. И по московским магазинам из-за недостатка средств не придется Арише побегать. Но, вновь обозрев море и другие красивые окрестности, Молотилов встрепенулся, собрал всю свою волю в кулак и сказал Арише хорошее слово:

«Сказка».

«Мечта», — то ли поддержала, то ли поправила его жена.

А бывший официант Олег Лазарев пока еще спал.

За бывшим главным конструктором решили снарядить Василия Николаевича Захарова. У него была собственная «Нива» с приводом на оба моста, то есть почти вездеход, а на какой-нибудь другой легковушке к даче Серебрянского после случившегося ночью ливня, пожалуй, посчитали, и не добраться. Там, как свернешь с шоссе, которое и само по себе не подарок, еще километров семь п и л и т ь по просеке, поросшей уже окрепшим подлеском. И еще два с половиной — по глинистому проселку.

— Почему я? Почему обязательно мне ехать? — недоумевал Захаров. — Или другого бездельника на заводе не нашли?

Павел Филиппович, замдиректора по хозяйству, посчитал эти вопросы несерьезными.

— Предлагаешь, Василий Николаевич, послать за юбиляром обыкновенного шофера на обычном «козле»? А ничего другого у нас в данный момент и не найти.

Как многие хозяйственники, заместитель директора обычно был склонен прибедняться, но сейчас он говорил чистую правду. Ровно в шесть утра, только-только взошедшее солнце испарило следы грозовых туч на небе и остатки влаги на дороге, от заводоуправления отчалили в Москву все четыре имевшиеся в наличии «Волги» во главе с директорской. И, между прочим, о том, что сегодня юбилей Серебрянского, в напряженной предотъездной суете вспомнил сам же Павел Филиппович: «Как же так! Человек отдал заводу полвека, а мы?..» На что директор, сузив глаза, объявил, точно он спортивный комментатор: «Матч, Пал Филиппыч, состоится при любой погоде». У него, у Землянникова, не всегда поймешь: серьезно говорит, шутит или задает загадку.

Сложности с юбилеем Серебрянского возникли не сегодня, хотя к его семидесятипятилетию начали готовиться загодя. Уж и подарок купили, и выступающих наметили, и «капустник» начали сочинять. Да, как случается испокон веков, гладко оказалось лишь на бумаге. Основной закоперщик всех заводских чествований — пенсионер-общественник Кашкаров — лег в госпиталь: опять зашевелился осколок, а Троицкого, который вместе с Серебрянским и Кашкаровым тридцать пять лет назад получил Сталинскую премию, пришлось — по требованию заказчиков — командировать в Хабаровск для монтажа новой машины. Другого генерального сборщика заказчики принимать не желали.

Конечно, нашли бы еще людей на ведущую роль в торжественном заседании, но к этому времени сразу по многим направлениям затрясло весь завод. Двести человек затребовали в подшефный колхоз, еще восемьдесят — на строительство городской АТС. И все быстро, все мигом: на основании решений вышестоящих организаций. И словно в главке специально ждали этого момента — когда предприятие, учитывая ко всему прочему время летних отпусков, будет стонать от безлюдья, — ему увеличили программу выпуска трудоемких офсетных машин. Вот в таком состоянии они приблизились к юбилейному дню, а тут, как удар, можно сказать, в самое солнечное сплетение, — сегодняшний вызов на коллегию министерства всего руководства, включая партийное…

— Надо ехать тебе, Вася, — продолжал, теперь, правда, уже ласковее, уговаривать Захарова хитрый замдиректора. — Ты учти, Василек, Серебрянский — он такой! — может и обидеться, если пошлем за ним кого-либо из среднего командного персонала. Неужели, скажет, я не заслужил? А из высшего на заводе в настоящий момент кто? Ты да я. Да вот Елистратов. — Павел Филиппович кивнул в сторону начальника производства, предпочитавшего в этой непростой ситуации помалкивать. — Но он, Елистратов, — стал разоблачать его замдиректора, — самый хитрый у нас. Когда надо, кричит и командует: я, мол, начальник штаба предприятия, на мне весь мир держится. А когда ему не надо — сплошное самоуничижение и тоска в голосе. «Да кто я такой, братцы, — передразнил Павел Филиппович начальника производства, — а никто, обыкновенный диспетчер с повышенной нагрузкой». Так?

Елистратов, которого изобразили достаточно похоже, провел ладонью по лысине, занимавшей значительную часть его головы, и усмехнулся. Он был уверен, что поездка за юбиляром ему не грозит: конец квартала. Кто ж вместо него, не слезая с селектора, будет держать все цехи на неослабном нерве?

Но, на всякий случай, начальник производства все-таки высказался:

— Да еще мой «Москвич», Василий Николаевич, сами понимаете, далеко не ваша «Нива». У вас не машина — танк… И бензонасос у меня барахлит, — добавил — опять же на всякий случай — Елистратов.

— А у меня? — вскинулся Захаров. — У меня тоже не Сочи. Сто пятьдесят наездил. Тысяч, конечно. — И начал перечислять, загибая пальцы: — Задняя крестовина на ладан дышит. Шаровые опоры на исходе. Правый амортизатор, передний, вытек. Гремит на ходу, как… как…

Начальник производства помог Захарову — подкинул сравнение:

— Как большой барабан в полковом оркестре.

— Что-то тебя, Елистратов, на военную тему все тянет, — заметил Павел Филиппович. — Танк… Полковой оркестр… Ладно, братцы, не станем терять время. На станцию техобслуживания я сию секунду позвоню, и тебе там, Вася, часа за полтора все сделают. И крестовину, и опоры… И этот… большой барабан. Годится?