Сергей Кочергин - Деревянные волки

— Гяга Сан, — позвала она, опустив пистолет.

— Ну что еще? — Он остановился на пороге.

— По законам военного времени ты обязательно должен помыться в корыте — других вариантов нет. Корыто стоит под «белым наливом», еще два ведра теплой воды рядом.

— Так бы сразу и сказала. Может быть, я и сам об этом три дня думал.

— Ну-у…

— Баранки гну. Пушку спрячь. Через два дня вернешь.

— Хорошо, — покорно согласилась Елизавета. — Полотенце я принесу.

— Да уж, — выдохнул Александр Сергеевич. — А ты могла, например, предположить, что я могу просто стесняться? Или что — Голливуд приехал?

— Так там же почти темно, — оправдалась она.

— Под «белым наливом» корыто, там почти темно, полотенце она принесет — почти сказка. — Он быстро пошел к выходу.

Через несколько минут Александр Сергеевич уже сидел в корыте «под белым наливом».

На самом деле была светлая, звездная ночь, и если бы не большая машина возле забора, с дороги можно было бы прекрасно рассмотреть все, что происходит в саду.

Лиза, как и обещала, через некоторое время вынесла полотенце, недолго постояла под «соседней» яблоней и тихо спросила:

— Все еще стесняешься?

— Нет.

— Тогда я полью?

— Как хочешь. — Он поджал колени, обхватил их руками и даже не посмотрел в ее сторону.

Перебросив полотенце через плечо, она подошла к ведрам, попробовала пальчиком «температуру» и стала тихонечко лить воду ему на голову и спину.

— Как в кино, — бубнил он себе под нос, не поднимая головы. — Такого в моей взрослой жизни еще не было.

— Может быть, все только начинается, — сказала она.

— А ты отдаешь себе отчет… — Он резко поднял голову, но, стукнувшись о ведро, снова опустил ее.

Лиза молчала.

— Специально — ведром по башке — чтобы не задавал лишних вопросов?

— Нет.

— А ты отдаешь себе отчет? — повторил он.

— Нет. Не отдаю, — коротко ответила она, не дослушав до конца.

— Тихо! — Он слегка приподнял голову и правую руку.

— Ну что еще? — Она вылила на него остатки воды. — Ну что?

— Показалось, как будто колесо скрипит.

— Это колокольчики твои звенят.

— Какие еще колокольчики?

— Не пойму, кто кого во сколько раз старше. — Она поставила на землю ведро и стала вытирать ему полотенцем голову.

— Я сам, спасибо. — Он поймал ее руку и забрал полотенце. — Спасибо. А то еще насовсем впаду в детство. Иди в дом, я скоро приду.

Лиза не сходила с места.

— Солнце мое, иди в дом. Пожалуйста. Я, может быть, в самом деле, стесняюсь. Понимаешь ты это или нет?

— Знаешь что, Дорогой Гяга, я, может быть, голых мужиков вижу по два-три раза в день, и каждому из них что-то нужно отрезать, так что мне по барабану — голый ты или одетый. — Она резко развернулась и ушла в дом.

— А мне не по барабану, — ответил он. Но ее уже не было рядом — она уже накрывала на стол.

Обмотавшись белым махровым полотенцем, «Дорогой Гяга» вылез из корыта и, как полуголое ночное привидение, зачем-то побрел к колесу, но, не дойдя до него шагов семь, остановился, прислушался, посмотрел на небо, вздохнул, развернулся и снова вернулся к корыту — чтобы замочить в нем свою одежду…

Когда он пришел в дом, стол на кухне уже был накрыт скатертью, на которой стояли тарелки, накрытые тарелочками чуть поменьше. Лиза с яблоком в руках сидела на стуле, который был сделан явно не на фабрике.

— Гуся есть не буду, — заявил Александр Сергеевич, едва только присел на краешек стула. — А вы, сударыня, не сидели бы ночью напротив зеркала.

— Почему? — спросила она.

— Потому, что мне это не нравится. — ответил он.

— Какие мы нежные! Ты сколько человечков в землю уложил за двадцать пять лет службы, чтобы сейчас гусей и зеркалов боятся?

— Нисколько. Я головой воевал.

— Тоже мне, олень нашелся. А пистолетики с иностранными словами за что дарят?

— За кари очи, солнце мое. Ты хочешь поиграть в Агату Кристи? — Он взял в руки чашку и сделал несколько тяжелых глотков.

— Да, — вызывающе ответила она, расстегнув две верхних пуговки на своей вишневой кофточке, которую зачем-то снова надела после «водных процедур».

— Давай поиграем. — Он поставил чашку на стол. — Я думаю, например, что пистолет ты спрятала в морозильной камере, предварительно завернув его в черный целлофановый пакет.

Лиза посмотрела на холодильник, потом на окно, потом на Александра.

— Ты подсматривал, — сказала она.

— Играем дальше?

— Да.

— На пакете с одной стороны нарисован торт с шестью вишенками посередине, с другой — три яблока на подносе. Можешь проверить.

Загадочно улыбаясь, Лиза пошла к холодильнику, достала пакет, развернула его и пересчитала вишенки: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть».

— А еще — между двумя ручками очень мелко написано: «Сохраним природу вместе. Не выбрасывайте пакеты в непредназначенных местах».

Лиза повертела в руках пакет, коротко глянула на Александра Сергеевича и сказала:

— А ты последнюю строчку пропустил…

— Используйте их как пакеты для мусора, — добавил он.

Елизавета спрятала сверток обратно в холодильник и вернулась на прежнее место.

— Круто! — сказала она. — А еще?

— Ну что еще? Ну, дай свою руку.

— Левую или правую?

— Левую, — уверенно ответил он.

Елизавета протянула ему руку.

— Гяга Сан, только ты меня сильно не пугай, хорошо? — совсем по-детски попросила она.

— Хорошо. — Он улыбнулся, потер ее ладонь, как будто протер маленькое зеркальце, и беспорядочно, как по клавиатуре маленького компьютера, постучал указательным пальцем. — Вот видишь, — сказал он, — шесть треугольников, между ними белые пятна — раз, два, три. Видишь?

— Да, — покорно согласилась Лиза.

— Теперь сожми и разожми ладонь.

Она сжала и разжала ладонь.

— Теперь, — он посмотрел на ладонь, — теперь могу сказать, что у тебя на спине в районе четвертого грудного позвонка должно быть три малюсеньких родинки, и расположены они в виде равнобедренного треугольника. Можешь пойти проверить.

Лиза недоверчиво посмотрела на свою левую ладонь, потом на правую, загадочно хмыкнула и ушла в другую комнату к зеркалу.

Вернулась она через несколько минут, чуть помолчала, «хлебнула» чаю и сказала:

— Ну, Дорогой Гяга, с тобой можно в цирке выступать. А еще?

— Может быть, на сегодня хватит?

— Нет. Я хочу еще.

— А я хочу спать. У меня был тяжелый день. — Он встал и направился в комнату с полосатым матрасом.

— Стой, — остановила его Лиза, — я постелила здесь. — Она показала пальцем на другую дверь.