Сергей Кочергин - Деревянные волки

Он заглянул в комнату, не переступая порог.

— Лихо закрученный сюжет. — А.С. посмотрел на лампочку, потом на Лизу. — Предположительно мы должны лечь вместе?

Лиза опустила голову.

— А почему ты, например, уже про гуся не спрашиваешь? — спросила она вместо того, чтобы ответить.

— Мне это уже не интересно.

— А я даже шутку приготовила по поводу того, как он улетел, — грустно сказала она.

— И как же он улетел?

— Он долетался до летального исхода. — Она приподняла голову и попыталась улыбнуться.

— Не смешно. — А.С. «решительно» ушел туда, куда направлялся первоначально, но очень быстро вернулся.

Он был уже в полосатой пижаме и очень гордо держал голову.

Лиза громко рассмеялась и захлопала в ладоши.

— Дорогой Гяга, вы неотразимы. У вас в Москве все так ходят?

— Нет, все спят без трусов, — огрызнулся он. — А утром ходят по квартире и «звенят колокольчиками».

— Москва! Как много в этом звуке! — пафосно сказала она, театрально приподняв правую руку.

— Все. Спокойной ночи. До свидания.

Он исчез за дверью указанной ранее комнаты.

Не знаю почему, но вслед ему Елизавета показала дулю (может быть, это какая-то примета — не помню).

Потом она разделась, аккуратно повесила на спинку стула свою кофточку, сложила сарафанчик, на цыпочках дошла до кровати и забралась под одеяло.

«Дорогой Гяга» молчал.

— Спишь? — тихо спросила она.

— Я думаю, что это — перебор, — ответил он.

— Никакого перебора. Секса у нас не будет — вот и весь перебор.

— Почему?

— Потому что неприлично отдаваться в первую ночь — это раз, грузовик привез дрова — это два.

— Не смешно, — ответил он.

— Да, особенно про дрова. Заладил — не смешно, не смешно. Никто и не собирается тебя смешить.

— Тогда зачем все это? Почему ты не уходишь домой?

— Потому! — почти прокричала она. — Потому что я хочу, чтобы ты жил долго, чтобы у тебя все было хорошо. Чтобы ты помнил меня всю жизнь. А теперь рассказывай, как ты насквозь увидел три «малюсеньких» родинки… как я когда-то окрестила тебя Гягой, как ты был оленем (когда головой воевал). Про деревянного волка тоже расскажи.

— Это не волк, а конь.

— Хорошо, пусть будет конь, — согласилась она, — только давай все по порядку — начнем с родинок. Видеть ты их не мог, смотреть насквозь — не реально. Тогда как?

— Все очень просто. Я их видел еще в Киеве двадцать три года назад.

— И запомнил?

— Да.

— Сейчас заплачу, — призналась она.

— Почему?

— Потому что. — Она тихо заплакала.

— Не понял. — Он перевернулся со спины на бок. — О чем девочка плачет?

— Ни о чем, — ответила Лиза. — Просто плачу, и все. Сейчас перестану.

— Ну и хорошо. — Он снова перевернулся на спину.

— Нет! — сказала она.

— Что нет?

— Спать я тебе не дам. Рассказывай.

— Что?

— Что-нибудь, только не спи. Расскажи, например, что такое счастье. Ты же взрослый уже, многое видел, много учился, много где-то ездил. Завтра уедешь — кто мне расскажет?

— Молодая, красивая, даже дерзкая — и некому рассказать? Не верю.

— Это я, может быть, с тобой дерзкая, а так — дура-дурой, — призналась Лиза. — Подруг нет. Есть два друга: один — наркоман, другой — десантник. Так что, Дорогой Гяга, круг общения у меня — разнообразный.

— Чем же тебя десантник не устраивает? — спросил «Гяга».

— Не знаю. Может быть, он и нормальный пацан. Может быть, даже не совсем дурак, но как представлю всю свою оставшуюся жизнь с ним — ой! Нужно было замуж выходить в восемнадцать, когда мозгов совсем не было. А ты, наверное, по большой любви женился, да?

«Гяга» молчал.

— Мы так не договаривались, — обиженно сказала Лиза. — Я говорю — ты молчишь.

— Мы никак не договаривались. Ты хочешь вызвать меня на какие-то откровения?

— Да, — призналась она. — Хочу.

— Для откровенных разговоров у нас не хватает продолжительности наших отношений.

— Послушайте, дяденька, а вам не кажется, что если уж под одним одеялом, то ваши умные фразы про продолжительность отношений как бы уже и неуместны. — Она повернулась к нему и демонстративно уткнулась носом в плечо.

— Кажется, — тупо ответил он.

— А то, что я выросла в комнате с твоим волком, — это не считается, Дорогой Гяга, нет? Молчишь? Молчи! Только не надо делать вид, что тебя пытаются изнасиловать, что я пришла с целью — после сегодняшней ночи уехать с тобой на крутой тачке в Москву.

— Думаю, что так все и будет, — тихо ответил он.

— Вы так шутите, Александр Сергеевич?

— К сожалению, нет, — ответил он. — Я так предполагаю, все идет к тому.

— А как же «продолжительность отношений»?

— А для девочки, выросшей в одной комнате с деревянным волком, это уже не имеет значения.

— Что-то мне страшновато, — сказала она. — Может, в самом деле, нужно уйти домой? Или на работу сходить — отрезать кому-нибудь что-нибудь.

— А я, между прочим, в этого волка сегодня стрелял, — сказал Александр Сергеевич после долгого молчания.

— Стрелял в волка?

— Да.

— В деревянного волка?

— Да.

— Если бы я была психиатром…

— Ты бы ошиблась, солнце мое. — Он не дал ей закончить фразу. — Ты бы, прежде всего, стала переносить мои поступки на свое понимание вещей — и запуталась бы. По сравнению с тобой я, конечно, был бы больным. А если бы к тебе в это время пришел деревянный волк, точнее, только его контуры — я бы опять стал нормальным. Да?

— Гяга, дорогой, мне уже совсем страшно. — Она еще сильнее прижалась к его плечу, а потом несколько раз поцеловала в губы. — Может быть, это все же последствия запоя?

— Нет. — Уверенно ответил он. — Наоборот, запой, хотя и очень примитивная, но форма защиты организма. Нет, так я, конечно, никогда не напивался. А вот этого волка я уже видел несколько раз — он приходил, ложился в углу, укладывал голову на лапы и спал — а я, молодой, зеленый и самоуверенный, радовался силе своего воображения. А вчера понял, что ошибался.

Они долго молчали.

Я тоже был «тронут» тем, что меня уже неоднократно видели, что я, оказывается, «контурами» похож на это деревянное чучело. А самое непонятное — если Сашкин отец где-то в тайге вырезал этого волчонка, который чем-то похож на меня, — значит, он тоже кого-то видел? Значит, я такой не один. Почему же тогда я ни разу ни с кем не встретился? Хотя бы вот так, как сейчас они. Хотя бы просто полежать рядом и поговорить…

— Зачем же ты стрелял в деревянного волка? — вдруг спросила Лиза. — Причем здесь деревяшки?

— Не знаю, — ответил Александр Сергеевич. — Теперь уже не объяснить.

— В состоянии аффекта?

— Может быть. В тот момент я, наверное, что-то мог объяснить, хотя бы самому себе. Как будто вдруг стал понимать что-то на порядок больше, чем в обычном состоянии. Понимать что есть мы, которые физические, деревянные — как этот волк, а есть другие — как те непонятные контуры, которые я видел, с которыми даже пытался разговаривать. Жизнь потихоньку протечет, а мы так и останемся «деревянными» и уйдем, так ничего и не поняв: кто мы, зачем приходили.