Алексей Камышинцев - Начало осени

Юрик пришел на другой день. Не могу, говорит, там находиться, душу воротит. Сам завяжу. И завязал… на месяц. Отдохнул, отъелся, а там — по новой…

Неожиданно для себя она открыла способ избавиться от пьяного мужа. Как-то он пришел в подпитии и полез к ней с ласками. Ольга в сердцах отшила его: «Не лезь! Не получится у тебя ничего, иди проспись!» Юрик сник, присмирел и побрел на свой диван. С одной стороны, ей полегчало — ну приятно ли принимать потного, грязного, терпеть слюнявые поцелуи с перегаром, а после слушать, как он храпит. А с другой — и это не выход. Он-то ладно, свалился и уснул, а она женщина молодая, здоровая, ей и ласки хочется.

Юрик все понял по-своему: «Ага, я тебе не нужен, сыта, стерва?» Начал кулаки в ход пускать. Даже от Людмилы скрывает, стыдно… До того доходило, что к родителям среди ночи убегала. Утром возвращалась с отцом или с матерью — совестили, ругали, грозили. Муже убитым видом каялся, просил прощения, но Ольга видела: одно сейчас его гложет — на планерку сбегать опохмелиться. Совала рубль на обед. В семье наступало временное затишье… Так и вышло, что при живом муже осталась вдовой.

Ольга хотела ребенка и разделяла заблуждение многих, оказавшихся в ее положении женщин: пойдут дети и муж опомнится. Все крепче в сознании укоренялась мысль, что виноват в бездетности ее Юрик, его пьянство и бессилие. В случайном разговоре Людмила высказала здравое соображение:

— Ребенок — главное. Сто мужиков у тебя будет, и ни одним родным человеком не станет, а ребенок — он твой. На всю жизнь.

Какая же тогда разница, от кого родить? Ольга стала поглядывать на других мужчин, но было так: если он самостоятельный, непьющий, то жена за него обеими руками держится — не увели бы. А пьющий у Ольги и свой есть, такого добра не жалко. Только какие от него дети…

…Когда они с Юриком вселялись в этот дом, округа еще не застроилась, тут и там доживали свой век трухлявые домишки, охотно уступая место многоэтажным коробкам. Прошло время, и оказалось, что они живут прямо-таки на проспекте. Рядом магазины — продуктовый, овощной, кулинария, и аптека, и кинотеатр — все под рукой.

…Ранней весной встретилась Ольге возле дома девочка лет двенадцати, в синем клетчатом пальто, в модных высоких сапогах, в красивых солнцезащитных очках на бледном лице. Ольга прошла мимо нее, мельком подумав: «Эк девчонку вырядили!» В памяти осталась неуверенная походка, высоко поднятая голова…

Вчера она решила сбегать в кулинарию купить готового теста и чуть не наткнулась на ту девочку. В руках у нее была тонкая деревянная тросточка, такие продаются в подарочных магазинах. Девочка и шагу не сделала в сторону.

— Ты что, милочка, ослепла? Старшим нужно уступать дорогу! — прикрикнула на нее Ольга, но та никак не реагировала, только очки отливали, словно нефтяная пленка на воде.

— Вы уж простите нас…

Ольга обернулась, сзади стояла незнакомая женщина, скромно подвязанная платком. Она взяла девочку за руку и потянула слегка в сторону:

— Отойди, Леночка, дай тете дорогу.

Та послушно отступила.

Что-то в неподвижном, мертвом, без глаз, не видных за стеклами очков, лице девочки неприятно поразило Ольгу. Она вгляделась: полуоткрытый, слишком большой для детского лица рот, широкие ноздри, седло переносицы… Ольга вопросительно взглянула на женщину.

— Не видит Леночка и не говорит почти, — виновато пояснила та.

— Почему?

Женщина вздохнула, помолчала. По ее лицу было заметно, что рассказывала она о своем горе часто, а свыкнуться с ним так и не смогла.

— Больная она у меня. Родилась такая… Не говорит, да и не понимает почти ничего. На имя свое откликается, а если что не по ней или захочет чего вкусненького, то больше мычит. Мы-то понимаем ее…

Девочка безучастно водила нарядной тросточкой по пробивающейся травке на газоне, и, если бы не поднятая вверх голова, можно было подумать, что она любуется весенней зеленью.

— И что, нельзя вылечить?

— Нет… Болезнь Дауна, — заученно произнесла женщина.

— Отчего же?

— Муж… пьет. Да и я, дура, выпивала с ним за компанию. Мне ее в роддоме брать не советовали, усыпить предлагали. Лучше бы они меня усыпили!

Лена отошла от газона, тыча палочкой в асфальт, добралась до стены дома и встала на солнышке.

— Ма… Мы-ы… — протянула она.

Женщина подалась к ней:

— Что, Леночка, что? Сладенького хочет моя доченька, сейчас будет сладенькое! — Она достала из кармана конфету в глянцевой обертке и вложила дочери в ладонь.

Та быстро развернула ее, сунула в рот и стала жадно жевать, пачкая губы коричневым. Из уголка рта у нее на тяжелый подбородок стекала слюна. Мать подождала, пока конфета была съедена, и заботливо отерла дочери губы носовым платком.

— Ну вот, вот Леночка конфетку и скушала. Иди, дочка, погуляй…

Ольга удивленно взглянула на женщину.

— Она тут у нас гуляет. Иногда одна даже, но больше я с ней хожу. Мало ли что… Она тихая. Лишь бы не обидел кто: мальчишки здесь бегают, еще дразнить начнут. А вы в этом доме живете?

— Да, на шестом этаже, — ответила Ольга.

— Соседи, значит… Мы недавно сюда переехали.

— Вы уж простите меня, я не поняла сразу-то… Вижу — девочка в модных очках, платьице такое приличное…

— Что вы, что вы! Конечно, платьице… Одна она у меня. Какая ни есть, а все приодеть хочется. Посмотришь иной раз, и кажется, будто дочка моя как все дети. А очки… У нее же глазок-то и нет. Так, щелочки…

В это время Леночка, отошедшая от них шагов на двадцать, повернулась и, ведя палочкой по шершавому фасаду дома, пошла обратно, что-то бормоча.

— Наверное, еще конфетки хочет, — засуетилась женщина и поспешила навстречу дочери.

У Ольги нервно вздрагивала спина. Совершенно забыла, зачем вышла из дому, и, только пройдя два квартала, вспомнила про тесто. Но, увидев за стеклом прилавка светло-желтый, присыпанный мукой кулек, представила неживое лицо девочки и выскочила из магазина.

«Нет, — думала она, поднимаясь без лифта к себе на шестой этаж, — это судьба! Верно говорится — все к лучшему. А если бы у нас с Юриком такая вот… такое вот! Больше я его к себе близко не подпущу. И хорошо, что он импотентом становится, туда ему и дорога. Не будет уродов плодить!»

…Юрик дремал в кресле перед потухшим телевизором. Ольга надеялась, что сегодняшняя ночь пройдет без скандала. Трезвый, он выспрашивает ее, ревнует, о чем-то догадывается. Пьяный — лезет к ней в постель, но тут помогает испытанная тактика, и он, посрамленный, отступает. Если же дело доходит до кулаков, то она теперь не бежит к маме с папой, а звонит в милицию. Обычно Юрик не дожидается приезда машины, сматывается из дому.

Недавно он закатил дебош на весь подъезд, попал в вытрезвитель. На истончившейся от постоянных пьянок и недоедания шее мужа повисла еще одна вина. Его хотят отправить на принудительное лечение.