Алексей Камышинцев - Начало осени

— Ишь ты! Не козырист, да мастист, — пробормотал ему вслед Шалай.

Он докрасил лодку, сунул кисть в банку с керосином, чтоб не ссохлась, и, поминая близких родственников и лиц божественного происхождения, поплелся на площадку аттракционов.

Как только он скрылся за деревьями, Мишка кивнул друзьям, перемахнул через символическую ограду станции и деловито, с хозяйским видом, чтобы не вызвать чьего-либо подозрения, зашел в будку лодочника и вынес оттуда пару красных весел с синими лопастями. Так же по-хозяйски отвязал цепь, бросил ее на дно лодки, вставил весла в уключины и погреб к ближнему мыску, где его ждали сообщники. Они наблюдали за тропинкой, по которой мог неожиданно вернуться Шалай.

Лодка ткнулась в заросший травой берег, Васька и Юрка быстро забрались в нее.

— Шибче, шибче греби! — поторапливал Юрка Мишку. — Нам бы только под горбатый мостик, в протоку заворотить.

Миновали поворот, лодочная станция скрылась из виду. Впереди показался и наплывал на друзей огромный дуб, раскинувший свои тяжелые ветки чуть не над половиной пруда. На одной из ветвей повисло солнце, уже не такое горячее, как в полдень.

— Все, — перевел дух Мишка, — можно малый ход. — И улыбнулся приятелям: — А ловко мы…

Назад возвращались, когда тени дубов слились воедино и сгустились в сумрак. В аллеях загорались фонари. На дне лодки спали два медных карася, чуть больше ладони, и пяток мелких красноперок. Мальчишек тревожила мысль о возможных неприятностях с лодочником, хотя и была надежда, что все обойдется. День будний, для желающих покататься лодок у Шалая и так хватило бы. Да и, скорее всего, он уже «хорош» и ушел в свою избушку, а потому даже и лучше, что они возвращаются так поздно.

У лодочной станции тихо и безлюдно. Мишка приказал Юрке громким шепотом:

— Аккуратней греби… Не плескай.

Юрка старался грести хорошо. Мишка взял в руки цепь и утвердился на носу лодки. Боялся одного: когда станет набрасывать цепь на скобу, она, как ни старайся, а звякнет.

И точно, цепь предательски звякнула. И не один раз, а целых три, да еще лодка вдобавок крепко ткнулась носом в мостки и прошуршала вдоль них фанерным боком. В будке лодочника сухо заскрипела дверь, показался Шалай. Не сильно хорош, а так, вполпьяна.

— А, шкеты! С прибытием, значитца… А я вас поджидаю… Давайте-ка сюда!

— Мы, дядь Петь, рыбу ловили на Огуречном… — заныл на всякий случай Васька.

— Ну и как?

Васька поднял рыбешек, насаженных на вицу, показал Шалаю. Тот усмехнулся:

— Ага! Обрыбились…

Мальчишки виновато посапывали, ждали. Сейчас начнет кричать, материться… Да ладно, это не страшно. Вот уши драть примется, тогда хуже.

— Ишь, герои какие! — строго заговорил Шалай. — Сели и поплыли. А кабы утопли?

Мальчишки молчали.

— Вас спрашиваю: кабы утопли? — настоятельно, как все хмельные, допытывался Шалай. — Чего молчите-то?

— Выловили б и схоронили, — угрюмо ответил Мишка.

— Кого? — Лодочник удивленно вскинул брови.

— Нас, кого ж еще…

— Вас? Да вы что? Вы что, ребятишки! Да разве можно? Таких хороших! — Шалай сгреб всех троих в охапку, прижал мальчишечьи головы к пиджаку, пропахлому смолой, тиной, ветром. А от хозяина пиджака тянуло вином и луком. — Как можно!

Он отпустил головы пацанов. Глядя на них печальными глазами, коротко вздохнул:

— Нельзя. Вы ж такие… — и вдруг о чем-то вспомнил. — А ну, айда все ко мне.

Он завел мальчишек в будку, пошарил рукой на перекладине под крышей, извлек оттуда скомканную газету, развернул:

— От, угощайтесь…

На газете лежали четыре сплющенные карамельки «Слива».

— Берите, говорю, ешьте.

Мальчишки несмело взяли по конфете, вразброд сказали «спасибо». Одна карамелька осталась.

— Это вам, дядя Петя, — степенно сказал Юрка.

— Мне? Мне-то не надо, я сладкого не люблю. — И Петр Михайлович сунул конфету в руку Ваське, будто знал, что из всех троих он самый большой сладкоежка. — Я не люблю, а вы угощайтесь…

Он смотрел, как малыши едят конфеты, ласково потеребил Мишкины волосы:

— Эх, дери вас! Люблю пацанов. Молодцы! А все равно вас надо бы… Разве ж можно без спросу? Вы б спросили, я бы вам лодку дал. Я бы и сам с вами поехал. Без спросу ничего нельзя…

— А сам-то, дядь Петь, в магазин ходишь с работы, табличку вешаешь, — осмелел Мишка.

— Гм… — Шалай смущенно крякнул. — Так ведь без профилактики оно… никак нельзя. Любой механизм ее требует, а человек и подавно. А вы… вы просите, чего вам надо, я ни в жизнь не откажу. Я всегда!.. Просите у меня сейчас чего хотите, и я вам дам, ей-богу. Для вас ничего не жалко.

Шалай нагнулся, достал из-под лавки бутылку красного и прозеленевший стакан, плеснул в него немного вина.

— Ничего мне для вас не жалко, — повторил он. — Вина вот не дам. К нему не привыкайте, пропадете…

Шалай вылил краснуху в рот, с натугой проглотил.

— Чернилами его заправляют, что ли… — пробормотал он.

— А зачем тогда пьете? — наивно спросил Васька.

— Зачем? — Шалай вздохнул, тряхнул головой. — Зачем? Кто ее знает… Денег у меня много, куры не клюют. — Он хрипло засмеялся. — Вот и пью. Да… Много у меня денег. Ну, чего вам купить?

Мальчишки не верили, что у Шалая много денег, но показать это стеснялись. А тот все допытывался:

— Ну, забодай вас корова! Чего хотите-то?

Пацаны застенчиво мялись. Васька из вежливости сказал:

— Мороженого, — и от смущения засучил свешенными с лавки ногами.

— Мороженого? — переспросил Шалай разочарованно. — Только-то? Да это, брат, чепуха. Будет вам мороженое. Нет, вы спросите что-нибудь этакое… — Он пошевелил пальцами в воздухе, подыскивая пример. — Большое, чтоб ни у кого такого не было. Ни у кого из ваших приятелей.

— А в зоопарке такая лошадь маленькая есть, пони называется. Вы, дядь Петь, не видели? — Мишка решил дипломатично поменять тему разговора. — Красивый такой, коричневый…

— Какая пони, где? — удивился Шалай.

— Да в зоопарке же! Там на нем катаются за двадцать копеек.

— А вы что, ходите туда?

— Ходили, — высунулся Юрка. — Два раза.

— Зря. Не ходите. — Шалай неодобрительно покачал головой. — Удумали, черти, зверей в клетки запирать. Ты через решку свет видал, а? — бормотал он себе под нос. — То-то… Ладно — меня. А их-то за что? Разве им в клетке место… Вот! Этого вот, как его, пони мы и купим!

— Армян не продаст, — уверенно возразил Мишка.

— Не продаст? — воскликнул Шалай. — Да он брата родного за копейку удаву скормит! Не продаст… Завтра и купим!

Шалай помолчал, заговорил тише:

— И будете вы по парку ездить, а я на вас любоваться. Не мне же, старому, на понях разъезжать. У меня карусель, лодки… Колесо вон, мать его… Я и на них накатаюсь. А вы — на пони. От так…