Камен Калчев - Софийские рассказы

Я почувствовал, как влезаю в хомут, тяжесть которого не ощущал на своей холке вот уже десять лет… Мы спускались по лестнице, и Виолета шла чуть впереди меня, неся свои цветы. Я предложил ей помощь, но она не захотела выпускать из рук заслуженно полученные ею букеты. Кроме всего прочего, с этими цветами она хотела появиться в ресторане…

Мы сели в автобус. К счастью, пассажиров было немного, и мы сели рядом. Виолета не выпускала цветы и была похожа на нарисованную в детской книге для чтения весну. Не хватало только ласточек, вьющихся вокруг головы. Я не мог на нее насмотреться. Лицо Виолеты сияло, как цветок, который никогда не увянет. Люди смотрели на нас, а я старался не мешать Виолете наслаждаться ее славой — отодвинулся чуть в сторону, как ее сопровождающий. Тем более что одет я был не так, как подобало в таком случае.

В ресторан мы вошли как раз в тот момент, когда заиграл оркестр. Виолета предпочла сесть на открытом воздухе — там было веселее. В сущности, она боялась моего скучного характера, потому что понимала: за прожитые годы он не претерпел никаких изменений. Я тоже был доволен, что она выбрала садик, так как боялся тишины.

Виолета прошла с цветами через весь ресторан. Люди поворачивались, чтобы посмотреть на нее. У Виолеты, как и у всякого деятеля культуры, в этом городе была масса знакомых. Я же не мог похвалиться никакими связями, если не считать начальника милиции Векилова, сидевшего с двумя военными где-то совсем близко к оркестру. Виолета сдержанно поздоровалась с Векиловым, а военные проводили ее продолжительным взглядом. Наверное, цветы произвели на них сильное впечатление.

— Очень тебя прошу, поухаживай за мной, — сказала она, когда мы сели возле круглого столика неподалеку от фонтанчика, — я страшно неловко чувствую себя с этими цветами.

Я не поверил ей, потому что при этом она вовсе не выглядела смущенной, напротив, она довольно бесцеремонно осматривала стоявшие вокруг столики.

— Не надо их было брать с собой…

Она попросила официанта поставить цветы в большую вазу. Он рассмеялся, но желание ее исполнил. Через несколько минут ваза с цветами Виолеты стояла перед нашим столиком. Я чувствовал себя так, словно был на сцене, так как люди продолжали смотреть на нас с любопытством.

— Невероятный успех, — сказала она, любуясь цветами. — И всем этим я обязана тому, что вложила в подготовку вечера много душевных сил… — Она явно подшучивала над моим невежеством. — У меня нет иных радостей, кроме радости общения с искусством… Не знаю, что было бы со мною без этого… «Отними у меня высоту — и я лишусь для полета простора!..» Как это верно сказано! — Она на секунду задумалась, потом прибавила, словно меня рядом и не было: — «Мне до тонкостей известны счастливые причины моей радости, но никак я не пойму, откуда рождается во мне скорбь…» Ведь это так! Ты испытывал когда-нибудь подобные чувства?

— Извини, пожалуйста, но я не понял, о чем идет речь, — сказал я виновато.

Она наморщилась, но снисходительно простила меня, ведь я всегда был таким. В сущности, она не сказала этих слов, но я почувствовал это по ее красноречивому взгляду. Мысленно я задал себе глупый вопрос: «Что ты делаешь здесь с этой женщиной? Почему не встанешь и не уйдешь? Что тебя связывает с нею? Прошлое, настоящее, будущее?.. Или одиночество?»

Я заказал бутылку вина, мясо и хлеб. Виолета не обращала внимания на мои заботы, потому что забавлялась в это время с цветами. Я прощал ей эти глупости, ведь для меня сейчас важнее было, чтобы она веселилась и занималась цветами, а не мною. Когда вино было выпито, она сразу вдруг загрустила, попросила принести еще бутылку и объявила, что хочет сегодня напиться. Вначале я не понял, в чем тут дело, и, между прочим, сильно смутился, но вскоре в нескольких шагах от нашего столика увидел своего тезку Евгения Масларского. Тот танцевал с какой-то русоволосой девицей, которая вызывающе смотрела ему в глаза и была донельзя весела. Я тотчас же почувствовал, что Виолета оказалась в неудобном положении, и мне стало жаль ее. Страшно захотелось встать, подойти к этому торчавшему среди зала, как жердь, нахалу и набить ему физиономию. Мне было непонятно: когда его выпустили из милиции, когда он успел найти эту красавицу, как ему могло прийти в голову явиться танцевать на виду у всех… Создавалось впечатление, что он непрерывно исчезал и опять появлялся о новыми женщинами, чтобы демонстрировать свои способности и бросать вызов мужчинам! Гнев закипал в моей душе все сильнее.

Виолета, хотя я ее ни о чем не спрашивал, начала мне говорить, что у нее ничего с ним не было и что он просто-напросто дурак. Я сказал ей, что ни в чем ее не упрекаю, но она резко ответила мне, что по моему виду вовсе не трудно понять, о чем я сейчас думаю. Она неизвестно почему вдруг начала изливать свое раздражение на меня, будто это я, а не Евгений Масларский танцевал с русоволосой девицей. Это было неприятно, ведь я не заслуживал таких упреков.

— Не думай, — сказала она, — что я не заметила тебя в ту ночь, когда ты бродил, как бездомный заяц, по берегу Марицы. Что тебе там было надо?

Я побледнел — такого внезапного нападения не ожидал. Попытался ей возразить, но она положила мне на плечо руку и сказала, чтобы я не волновался, поскольку для нее это не имело никакого значения, она свободная женщина и ей незачем от кого-то скрываться.

— Я абсолютно никому и ничем не обязана!.. А с тобой наши отношения мы выяснили еще десять лет назад… И хорошо сделали, правда? — Она смотрела на меня с ожесточением. — Если хочешь знать, я много пережила за эти десять лет, но никогда не отчаивалась!.. Не думай, что я плакала! Ты еще меня не знаешь! Я очень злая! Я никогда не плачу!

Я понимал, что все дело в этом молокососе, который продолжал танцевать. Его партнерша вела себя вызывающе, словно чувствовала присутствие Виолеты. Назревала маленькая драма с тремя действующими лицами, невольным участником которой становился и я. Виолета время от времени вздрагивала словно от холода, и я предложил ей перейти в помещение.

— Напротив, здесь жарко и мне очень, очень хорошо! — Сказав это, она громко засмеялась, чтобы слышали все. Но похоже было, что услышал ее только Векилов. Он посмотрел в нашу сторону и грустно покачал головой. Возможно, он единственный понимал причину этого неожиданного смеха. Виолета повернулась к Векилову спиной и попросила меня налить ей еще бокал вина. Я тотчас исполнил ее просьбу.

— Слушай, — продолжала она, отпив несколько глотков вина, — я оставила тебя в свое время, потому что захотела этого сама, а вовсе не в связи с целесообразностью, как мотивировалось в решении суда. Я просто-напросто хотела с тобой развестись. Мы не понимали друг друга, в этом все дело. Но в том, что твой арест совпал с нашим разводом, моей вины нет!