Камен Калчев - Софийские рассказы

— Молодые совсем не такие, как мы, — сказал бай Драго. — Может быть, к вину перейдем, а? Что ты на это скажешь? Вино уже заждалось.

— Давай перейдем.

— Подай-ка мне кувшин, Златка!.. Видно, никто нас не поймет… А вот мы возьмем и тяпнем. Правда, земляк?

— Тяпнем так тяпнем.

Поднос был уже пуст. Как-то незаметно исчезла и Злата. Мы с бай Драго остались одни. Чокались большими стаканами и каждый раз уверяли друг друга, что вино просто чудо.

— Бутыль полная. Есть еще одна. Пока все не выпьем, никуда не пойдем. Ты на женщин не обращай внимания, они спят как кошки, ей-богу. Один глаз у них спит, другой смотрит.

Я не помнил, сколько времени мы угощали друг друга и чокались, но когда я встал и попытался пойти, то обнаружил, что почти не могу передвигаться. Кое-как спустился по деревянной лестнице вниз. Бай Драго улегся в кухне на деревянной лавчонке и проводить меня уже не мог. Его жена, лежавшая в соседней комнате, велела дочери посветить мне, чтобы я не упал, когда буду спускаться по ступеням. Смуглая худенькая девушка шла за мной, держа над головой свечу. «Да, нынешняя молодежь совеем не такая! — думал я, осторожно идя по лестнице. — Вот и этот воробей… Пригласили меня в гости, а она не соизволила даже досидеть до конца ужина… Хорошенькое дело!..»

— Не надо мне светить, дружок! Я и так все вижу.

— А я и не свечу! Я кошку ищу…

— А кто мне светит?

— Луна.

— А-а, значит, ты луна?

— Да, может быть, и так!

И действительно, на улице светила луна. Девушка стояла выпрямившись у двери и смотрела на меня враждебно. Свечка была погашена.

— Знаешь, — сказала вдруг она, — я ее нарочно прогнала…

— Кого?

— Да ту… Разведенную… Не нужна она мне в доме… Она этого не заслуживает… С какой стати ее приглашать?.. Я так ей прямо и сказала!

Меня кинуло в дрожь от ее слов.

— Твое дело, — сказал я.

— И твое, — бросила она, скрываясь за дверью, — и твое! Не только мое!..

Я долго искал дверь, но, поскольку был пьян, никак не мог ее найти. А девушка стояла за дверью и что-то кричала мне, но я не разбирал слов. Мне стало обидно, особенно тогда, когда она, распахнув дверь, крикнула «ку-ку» и сделала «нос».

— Ты зачем погасила свечку? — расшумелся я. — И тебе не стыдно?

Она бросила свечу мне под ноги и убежала наверх по деревянной лестнице…

Слава богу, пресловутая утка была наконец съедена. Больше о ней не будет разговора… Но эта девчонка… Что ей от меня надо? За что она меня ненавидит?

Я шел не очень твердым шагом по улице, пытаясь проанализировать положение, в которое попал. До моей квартиры было далеко. Надо было пройти через центр, потом повернуть к реке, затем перейти мост, и лишь тогда я оказался бы у дома Лачки. И я отправился в этот долгий и трудный путь.

Я шел, шел и неожиданно очутился перед ведомственной гостиницей. Убежденный, что это моя квартира, я ударом ноги открыл дверь и быстро поднялся по лестнице. Как всегда, здесь воняло брынзой. Но брынзой пахло и у Лачки, поэтому меня этот запах не остановил. На втором этаже подошел к своей комнате. Толкнул дверь, но она была закрыта. Нажал еще раз на ручку и услышал, как зашлепали босые ноги по голым доскам пола. Я крикнул, чтобы мне открыли. Дверь открылась, и я увидел перед собой полуголую фигуру в белых трусах. Четко выступали на боках ребра, позвоночник был согнут наподобие вопросительного знака. Это был Евгений Масларский, и я разозлился еще больше.

— Значит, это ты влез в мою комнату? — начал я кричать.

Он, побледнев, молчал.

— Ну говори же! — сказал я и толкнул его в грудь. Он икнул и свалился на пол. Я не ожидал, что он рухнет так быстро, и изумился его хлипкости. Потом подумал, что он притворяется, и поэтому, наступив ему ногой на спину, сказал, что он подлец. Он начал кричать и разбудил соседей. Из комнат повыскакивали люди, все в белых трусах и майках, и оттащили меня в сторону. Масларский поднялся и начал отряхивать с себя пыль и приставший сор. Я кричал, что сотру его в порошок за то, что он занял мою комнату, но соседи держали меня, и я не мог до него дотянуться. Потом меня куда-то повели.

Только утром я понял, что нахожусь в милиции. Попытался вспомнить свои ночные похождения, но не мог. Помнил только, что шел я долго, пока не попал в это помещение. Мне было стыдно. В мои-то годы!.. Я просто не знал теперь, как посмотрю в глаза Векилову.

Солнце светило в окно. В камере я был один. Приподнялся на цыпочки, чтобы сориентироваться, где точно нахожусь. Я боялся опоздать на работу, поэтому постучал в дверь и попросил отвести меня к следователю. Мне ответили, что следователь завтракает. Я начал протестовать, но милиционер не обратил на меня никакого внимания. Ему все это было привычно.

Через некоторое время в коридоре послышались шаги и замерли возле моей камеры. Звякнули ключи, и дверь отворилась. На пороге стоял Векилов — высокий, улыбающийся, в кителе с белым подворотничком. Видно, и самочувствие, и настроение у него было неплохое. Может, причиной тому был теплый летний день…

Не закрывая двери, Векилов вошел прямо в камеру, сел на матрац, поинтересовался, как я провел ночь. Я ответил, что хорошо.

— Ну да, ты человек привычный, — улыбнулся он. Глаза его хитро светились. Можно было подумать, что ему приятно сидеть вместе со мной в арестантской. Он всем своим видом говорил: смотрите, какой я демократичный. Я хотел довольно резко сказать ему, что если бы он провел хотя бы одну ночь в этой камере, то лучше изучил бы условия. Однако решил не вести себя вызывающе, потому что он тогда завелся бы и проговорил на эту тему не меньше часа. Я только спросил его, долго ли он будет еще держать меня под арестом.

— Пока не протрезвеешь.

— Я уже трезвый.

Он посмотрел мне в глаза. Наверное, они у меня были красные, потому что он спросил, не болел ли я чем-нибудь.

— Никогда! — ответил я ему.

— Завидую тебе, А я вот все никак не избавлюсь от своих болезней.

Я сказал ему, что надо лечиться, но он ответил, что ему ничего не помогает.

— Расплачиваюсь за свои грехи, — продолжал он вздыхая.

— Действительно, если борьбу можно назвать грехом…

— По отношению к здоровью — да! По отношению к народу — нет! — Он посмотрел на меня продолжительно и неожиданно сказал: — Вот ты толковый человек. Почему ты выбрал именно эту профессию?

— Потому что это обыкновенная профессия и никого не соблазняет.

— Не хочешь быть искренним. Ты бы мог быть директором предприятия, начальником милиции, преподавателем в экономическом техникуме, ассистентом в университете, работником в аппарате партии… Кем угодно! И почему ты застрял здесь?.. Ты же орел! Ты должен летать!..

Я рассмеялся и ответил, что каждый день пролетаю на своей машине сотни километров. Неужели мне этого мало?