Камен Калчев - Софийские рассказы

— Будьте внимательными, товарищи, — предупредил товарищ Мичев. — К оружию прибегать только в случае крайней нужды!

— Дай бог, чтоб до этого не дошло, — сказал я и перебросил автомат через плечо.

Мы вошли во двор фабрики. Товарищ Мичев шел впереди нас. Он знал эту фабрику, потому что в свое время, еще до того, как попасть в тюрьму, работал здесь, а некоторые старые рабочие даже помнили его.

Двор фабрики, окруженный со всех сторон низенькими строениями со светящимися окнами, был пустым и грязным. Со стороны цехов доносился шум машин, попахивало горелой резиной. Это была, как я понял, фабрика галош и других резиновых изделий. Я почувствовал, как тошнота подкатила к моему горлу, но старался держаться, как мог, чтоб не подорвать своего авторитета. Была бы, по крайней мере, бисквитная фабрика, а то резиновые изделия…

Знакомый с расположением фабрики товарищ Мичев быстро привел нас в какой-то цех, где подозвал двоих рабочих, которые, как я понял, ждали нас, потому что были тоже вооружены. По какой-то бетонной лестнице мы с ними направились к административному зданию. Шли молча. Лишь стук наших каблуков гулко отдавался в тишине бетонированного коридора. Тем временем к нам присоединились и другие рабочие. Мы все вместе продолжали идти, стуча каблуками. Когда подошли к кабинету директора, наша группа была уже довольно внушительной. Все, у кого были автоматы, шли с товарищем Мичевым впереди, остальные — сзади.

Кабинет директора, к нашему удивлению, был открыт. Там мы застали облаченного в пижаму фабриканта. Это был хилый, заспанный, изрядно напуганный старец с наголо остриженной головой. Увидев нас с автоматами, он поднял руки вверх, прежде чем мы успели ему что-либо сказать, и поклонился. Мы рассматривали его с интересом, потому что в первый раз видели капиталиста в пижаме. А товарищ Мичев рассердился за этот его поклон, заставил его опустить руки и отдать нам ключи от сейфа.

— В соответствии с распоряжением правительства, — сказал товарищ Мичев, — сегодня мы национализируем ваше предприятие.

— Пожалуйста, господа, — сказал старец. — Я ждал вас… Вот ключи!

— Если бы ждал, так давно бы сам принес! — рассердился товарищ Мичев и выхватил ключи из его рук.

Старец хотел еще что-то сказать, но товарищ Мичев приказал Ивану Г. Иванову отвести его в соседнюю комнату и там произвести опись капиталов. А меж тем рабочие все прибывали и толпились в коридоре, чтобы увидеть, что происходит в кабинете директора.

— Зафиров, — обратился ко мне товарищ Мичев после того, как Иван Г. Иванов вышел с фабрикантом, — садись за стол и оформляй бумаги, у нас мало времени.

Сначала я подумал, что он шутит, но он подтолкнул меня автоматом к широкому креслу, на котором лежала кожаная подушечка старца, и продолжал:

— Не таращи глаза, Зафиров, а начинай управлять! Целый год ты мне все ныл, что мечтаешь о государственной службе… Вот тебе и государственная служба!

Рабочие вокруг засмеялись и начали подмигивать друг другу. Я сжимал ключи в руке и тонул в кресле.

— Но, товарищ Мичев…

— Без возражений, Зафиров!

Он махнул рукой и приказал остальным проводить его в большой цех, чтобы огласить там постановление правительства, которое читал нам накануне вечером у себя в кабинете и которое я не понял.

Так неожиданно для себя я остался среди незнакомых мне людей, и меня обуяла тоска по «Граово». По этой причине я написал заявление с просьбой освободить меня. Написал, что я болен, упомянул что-то о своем образовании. Однако в тот же день я получил свое заявление обратно. «Оставить без последствий» — было написано красным карандашом через весь лист наискось. Вначале я не понял, что означает это «без последствий», и попросил встречи с товарищем Мичевым, чтобы он мне объяснил подробнее. Однако он меня не принял. Сказал только:

— Сообщите Зафирову, что, если он будет продолжать хныкать, я приду и арестую его… Не буду церемониться. Ясно или нет? — И стукнул кулаком по столу. После этого я замолчал и решил не беспокоить его больше, потому что он действительно мог исполнить свою угрозу.

Однажды утром, было это часов в десять, когда я разносил почту, пребывая в хорошем настроении вследствие утренней гимнастики, которую мы проделывали во дворе почтового отделения, Иван Г. Иванов встретил меня на улице и строго сказал:

— Слушай, брат, приходи вечером в налоговое управление. Будем изучать «Капитал». Ты записан в мой кружок. Хватит понапрасну тратить время. Надо учиться… В шесть тридцать. Только без опозданий.

Я знал характер Ивана Г. Иванова, поэтому пришел в его канцелярию точно в назначенное время. Там уже было несколько человек, сидевших на разнокалиберных стульях за столами. В большой комнате с четырьмя письменными столами и этажерками, с кипами папок и других материалов было душно, так как зимой здесь редко открывали форточки из-за отсутствия угля и других отопительных материалов.

Иван Г. Иванов сидел за одним из столов и посматривал на часы каждый раз, как открывались двери, когда кто-либо из приглашенных входил запыхавшийся из-за крутых лестниц (в те времена о лифтах и других подобных удобствах мы даже и не мечтали). Я не был, само собой разумеется, последним, но и при моем появлении Иван Г. Иванов посмотрел на часы и пробубнил что-то себе под нос, чего я не расслышал. Потом он еще раз посмотрел на часы и велел запереть дверь на засов, чтобы больше никто не входил, так как пора было уже начинать занятия.

Я занял место за столом у окна и только тогда, когда Иван Г. Иванов открыл заседание, увидел, что рядом с ним сидит широкоплечий плотный человек, с усами, нависшими над губой, с высоким лбом, под которым играли черные глаза, смотревшие на нас строго и внимательно. Такого волевого лица мне не приходилось до сих пор видеть ни на нашей Экзарха Иосифа, ни в «Граово», ввиду чего любопытство мое выросло еще больше.

— Товарищи, — начал Иван Г. Иванов, поправляя манжеты своей белой рубашки, поскольку они высунулись больше, чем было положено, — открываю первое заседание нашего политкружка и призываю вас соблюдать строгую дисциплину.

Он подчеркнул значение партийного просвещения, процитировал чьи-то умные высказывания, после чего предоставил слово незнакомому лектору, который в этот момент вытащил из своего портфеля «Капитал».

— Товарищ Топлийский, — добавил Иван Г. Иванов, — закончил два факультета и имеет многолетнюю юридическую практику. В настоящее время работает в центральном лектории. Он познакомит нас с основами политической экономии, необходимой нам для строительства новой жизни! Как вы знаете, — продолжал Иван Г. Иванов, — бытие определяет сознание; в соответствии с этим положением развивается жизнь людей, независимо от классов и от религий, которые они исповедуют. Получив квартиру в нашем квартале, товарищ Топлийский будет иметь возможность заниматься с нами, не отрывая нас от основной работы, потому что время каждому из нас дорого…