Юй Хуа - Братья

Ван трепыхался, как карась на сковородке: когда еще представится в жизни такой случай! Потому, когда Ли самодовольно выруливал из переулка, Мороженщик схватил его сзади за рукав.

— Я дам пять сотен, — выдавил он, вытягивая вперед пять пальцев.

Бритый Ли и подумать не мог, что посередь дороги вдруг выскочит, как черт из табакерки, какой-то Мороженщик и станет предлагать ему пять сотен. Даже сам товарищ Ли, как ни выгребай деньги — даже с мелочью, все равно не сумел бы столько набрать. Ли смерил взглядом задрипанного Мороженщика.

— Мать твою, — проскрежетал он. — Бабки только у вас, у частников, и водятся. А мы, госслужащие, ходим тут несолоно хлебавши.

Ван согнулся и закивал:

— Да и ты тоже частник. Скоро совсем разбогатеешь так, что из тебя масло капать начнет.

— Не, — поправил его Ли, — я буду, как нефтяной танкер.

— Да-да-да, — заискивающе тянул Ван. — Вот я за тобой и увязался.

Ли посмотрел на его вытянутые пальцы и тяжело покачал головой:

— Не, не пойдет. Марки все закончились, последние труселя отдал Зубодеру…

— Да не нужна мне марка, — замахал рукой Мороженщик. — Мне нужна доля.

— И так не пойдет, — решительно мотнул головой Ли. — Я всегда дела по-честному веду: вон у Кузнеца, у Портного, у Точильщика, даже у Зубодера — у всех своя марка. Ежели у тебя не будет — нехорошо это.

Сказав свое слово, Ли гордо зашагал прочь. С семью тыщами ему и дела не было до пяти сотен Мороженщика. А Ван жалостливо засеменил следом, по-прежнему раскорячив пальцы, будто они были приставные. Всю дорогу он умолял Бритого Ли, чтоб на его танкере нашлось немного места и для кадушки Мороженщика. Он все ныл и ныл, напирая на то, как трудно ему живется: заработок только летом, все остальное время приходится перебиваться какой-то поденщиной, а уже ведь не мальчик, так просто себе дела не разыщешь. Тут Ван пустил слезу. Оказалось, что пять сотен — это все, что сумел он накопить за эти годы. Больше всего ему хотелось вложить эти деньги в роскошный план Бритого Ли и заработать себе на безбедную старость.

Тут Бритый Ли что-то внезапно вспомнил. Он остановился, хлопнул себя по бритому затылку и заорал:

— Дык еще ж носки.

Мороженщик не сразу понял, в чем дело. Ли бросил взгляд на его растопыренные пальцы:

— Убери, убери, возьму я твои пятьсот. Тебе отдадим марку носков, будет называться носки «Эскимо».

Ван чуть не умер от счастья. Он стал колотить себя в грудь и благодарить.

— Нечего меня благодарить, — отрезал Ли. — Благодари своего предшественника.

— А кто это? — в недоумении спросил Мороженщик.

— Даже этого не знаешь? Ну ты совсем одурел на старости лет. — Ли похлопал Мороженщика по плечу свернутой картой. — Это тот парень, что носки придумал. Ты посуди, если б он такое не сотворил, не было бы на этом свете никаких носков «Эскимо». Я бы тогда не взял твои деньги. И не было бы на моем танкере твоей кадушки.

— Точно, — сообразил Ван и, кланяясь Ли, добавил: — Вот спасибочки предшественнику.

Собрав семь с половиной тысяч инвестиций, Ли безо всякой передышки отправился смотреть пустые помещения. Приглянулся ему бывший склад — тот самый, в котором когда-то держали Сун Фаньпина и где отец патлатого парня втемяшил себе в голову гвоздь. Он много лет стоял пустой, и Бритый Ли взял его в аренду. На склад тут же поставили тридцать швейных машинок и наняли тридцать девок из окрестных деревень, чтоб Портной Чжан проводил с ними профподготовку. Чжан сказал, что склад слишком велик — в него влезло бы и двести. А Ли в ответ вытянул вперед три пальца со словами:

— Не пройдет и трех месяцев, как я привезу из Шанхая целую гору заказов. Тогда двести машинок, если будут стрекотать двадцать четыре часа в сутки, и то не управятся.

Через месяц, все устроив, Бритый Ли решил наконец отправиться в Шанхай, сказав, что не хватает лишь попутного ветра. Все оставшиеся после покупки машинок деньги Ли вручил Портному, чтоб тот мог вовремя отдавать арендную плату и выплачивать жалованье работницам. Но важнее всего было обучить их за неделю портняжному делу, потому что меньше чем через неделю материалы уже прибудут из Шанхая в Лючжэнь. Сам Ли быстро возвращаться не собирался — он думал бегать по городу, как бешеный пес, пока не перетянет весь пошив одежды в родную Лючжэнь. Как только он сумеет урвать первый заказ, так сразу отправит телеграмму — за этим надо следить. В конце концов Бритый Ли отер слюни и крепко сжал ладонь Портного Чжана.

— Все дела здесь остаются на твоей совести, а я отправляюсь в Шанхай за попутным ветром, — отважно произнес он.

Вот потому-то и оказался он в закусочной. Ли и слыхом не слыхивал, что Тао Цин с позором выгнал его из системы гражданской администрации. В нагрудном кармане у него лежали все собственные сбережения — четыре с лишним сотни юаней. Это были деньги на житье-бытье в Шанхае. Ли думал, что не успеет он их потратить, как по всей Лючжэни дружно застрекочут машинки. Когда он в первый раз отправлялся в Шанхай за заказами для инвалидной артели, Ли так же сидел в заведении Тетки Су, жевал пироги и ждал автобуса. Тогда при нем была парадная фотография инвалидов, а теперь — карта мира. Уминая пирог, он развернул перед Теткой Су свою карту. Точечки, которыми она была усеяна, неизменно приводили всех в восторг. Тетка Су тоже не стала исключением.

До нее уже дошли слухи о грандиозных планах Бритого Ли и о том, как Кузнец, Портной, Точильщик, Зубодер и Мороженщик вложились в эти планы. Но Тетка Су все думала, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И вот теперь, внимая восторженному Ли, она разошлась похлеще старого Вана. Ей тут же захотелось тоже вложиться в общее дело. Но Ли замотал головой:

— Все, кончились марки. Верхняя одежда вся моя, штаны — Кузнеца, рубахи — Портного, майки — Точильщика, трусы — Зубодера, да чего мне стоило вспомнить про чертовы носки — и те отдал Мороженщику…

Тетка Су сказала, что марка ей не нужна, но Ли твердо стоял на своем: без марки ничего не будет. Так спорили они битый час, пока чавкающий Ли не опустил глаза на роскошный бюст Тетки Су.

— Что ж я забыл про баб-то? Еще лифчики! — сверкая глазами, выпалил он. — Назовем твою марку «Пирожок», — сказал Ли, продолжая уплетать свой завтрак. — Если дашь пятнадцать долей, то вместе с дармовыми долями старого Чжана выходит ровнехонько сотня!

Тетка Су от радости не обратила внимания даже на странно звучащую марку «Пирожок». Она радостно вздохнула:

— Я тут давеча как раз в храм ходила. Вот как славно, что сходила, сегодня встретила тебя, Бритый Ли…

Тут она вспомнила, что нужно спешить домой за сберкнижкой, а потом в банк за деньгами. Но Ли сказал, что так они точно ничего не успеют — вот-вот уж автобус отходит. Лучше он пока запомнит это для себя. Но Тетка Су все никак не могла успокоиться, она боялась, что, вернувшись из Шанхая, Ли и не вспомнит про ее долю.