Юй Хуа - Братья

— Она ж тебе не мать родная, — перебила она мужа.

Услышав это, Сун Ган замер. Он хотел было возразить, но, уловив; как зазвучало ровное дыхание жены, понял, что она уснула, и проглотил свои слова обратно. Линь Хун слабо представляла себе, что там творилось в детстве между Сун Ганом и Бритым Ли. Она знать не знала, что значили эти воспоминания — для нее имело значение только то, что Сун Ган был ее мужем и она каждый вечер засыпала в его объятьях.

После свадьбы за деньги в доме стала отвечать Линь Хун. Ей казалось, что здоровенный Сун Ган наверняка проголодается быстрее всех остальных. Поэтому она всегда вкладывала ему в карман два цзяо и продталон на два ляна зерна, чтоб он ходил в закусочную, покупал себе чего-нибудь для поднятия сил. Каждый день она тщательно проверяла его карманы — потратил ли муж деньги, подпитал ли силы. Сперва Сун Ган не тратил ничего из этих денег. Залезая в карман, Линь Хун неизменно натыкалась там на те же самые деньги с талоном. Так шло, пока однажды она не рассердилась: почему это он ничего не тратит?

— Да я не голодный, — отвечал Сун Ган с улыбкой. — С тех пор как женился, ни секунды не голодал.

Линь Хун тоже улыбнулась. Вечером, нырнув под одеяло, она нежно обняла его за грудь и потребовала, чтобы Сун Ган честно сказал ей, почему он не тратит деньги. Обхватив Линь Хун, растроганный Сун Ган принялся говорить без умолку: он сказал, что жена обычно на всем экономит, чуть ли не из каждого фэня делает два, все самое вкусное складывает ему в тарелку, в магазине всегда думает, чего ему не хватает, о себе не вспоминает. В конце концов он не выдержал и признался, что действительно иногда чувствует голод, но никак не может позволить себе расстаться с деньгами из кармана.

Линь Хун ответила, что тело Сун Гана принадлежит ей, поэтому она хочет, чтобы он как следует следил за собой. Она потребовала, чтобы Сун Ган поклялся, что, как оголодает, так сразу пойдет и купит себе поесть. Сун Ган, как дурачок, соглашался со всем, что ни скажет Линь Хун. Он кивнул и сказал «ага». Потом Линь Хун уснула спокойно, как младенец, тихонько выдыхая мужу в шею. Сам Сун Ган долго не мог уснуть. Он сжимал левой рукой Линь Хун, а правой гладил ее гладкое и горячее, словно нежное пламя, тело.

С того дня, по-прежнему доставая из кармана Сун Гана нерастраченные деньги, Линь Хун легонько качала головой, попрекая мужа. Сун Ган больше не говорил, что он не голоден.

— Жаль тратить, — честно отвечал он.

Линь Хун несколько раз говорила мужу:

— Ты обещал мне.

Но Сун Ган всегда упрямо гнул одно и то же:

— Жалко тратить.

Однажды он подвозил жену до фабрики, объясняя ей в который раз, почему не может потратить свои цзяо. Линь Хун сидела на заднем сиденье, обнимая мужа со спины и прижимаясь к ней лицом.

— Ну пусть это будет, как будто ты для меня тратишь, хорошо? — сказала Линь Хун.

Но Сун Ган упрямо не соглашался. Потом он громко зазвонил в звонок. В тот день Сун Ган все-таки потратил свои деньги. Забросив жену на фабрику, по дороге он встретил голодного как черт Ли. Тот как раз подобрал с земли кусок сахарного тростника и, пожевывая его, подошел к Сун Гану. К тому моменту он уже был в такой нужде, что не всегда удавалось ему поесть; руки у него висели, как плети, ноги хромали, но боевой дух по-прежнему был весь при нем. Чавкая выброшенным кем-то тростником, он был доволен, словно то были самые отборные деликатесы. Заметив Сун Гана, Ли демонстративно отвернулся, будто и знать его не знал. При виде этого жалкого подобия человека Сун Гану стало тяжко на сердце. Он затормозил прямо перед Бритым Ли, достал из кармана деньги с талоном, спрыгнул с сиденья и прокричал:

— Бритый Ли!

Ли повернулся, не переставая жевать, оглянулся по сторонам и спросил:

— Кто это меня зовет?

— Это я тебя зову, — с этими словами Сун Ган протянул деньги и талон, — сходи купи себе пирожок.

Ли вообще-то сначала думал продолжать выделываться, но, увидев деньги и талон, тут же рассмеялся. Он выхватил их одним движением и радушно спросил:

— Сун Ган, я знал, что ты не сможешь не обращать на меня внимания. А все почему? Потому что мы братья. Да пропади оно все пропадом, мы все равно будем братья, — ответил он сам себе.

С тех пор, едва заметив на улице велосипед Сун Гана, Ли тут же призывно махал ему рукой и выковыривал у него из кармана деньги и талоны. Вид у него при этом был самый что ни на есть бравый, словно то были его кровные деньги, временно хранимые в карманах Сун Гана.

В тот день Бритый Ли триумфально отмутузил Стихоплета Чжао и заставил здорово потрепыхаться Писаку Лю. Он сидел на корточках под платаном и слушал люжэньские пересуды, глотая голодные слюни. Услышав велосипедный звонок, Ли понял, что приближается брат, мгновенно вскочил на ноги и уверенно заорал:

— Сун Ган, Сун Ган, я целый день ничего не жрамши…

Сун Ган услышал вопли брата и тут же перестал звонить. Скользя ногами по земле, он подкатился к Ли, пробиваясь через толпу, и увидел перед собой натурального попрошайку. Сун Ган покачал головой и собирался было слезть с велосипеда, но Ли остановил его жестом:

— Да не слезай ты, гони бабки.

Сун Ган привстал на носках и вытащил из кармана две купюры по одному цзяо. Бритый Ли воодушевленно схватил их, словно Сун Ган был ему должен. Тот опять запустил руку в карман — на этот раз за талоном, но Ли, зная, что он торопится встретить Линь Хун с работы, замахал руками, словно отгонял комаров:

— Езжай, езжай.

Сун Ган выудил наконец талон и протянул Бритому Ли. Ли замотал патлатой башкой и, бросив взгляд на продталон, сказал:

— Это не надо.

— У тебя есть? — спросил Сун Ган.

— Езжай скорей, Линь Хун тебя ждет, — нетерпеливо подгонял его Ли.

Сун Ган кивнул, спрятал талон обратно и опять заскользил ногами по земле к выезду. Выбравшись из людского окружения, он обернулся к Ли со словами:

— Ну, я поехал, Ли.

Тот кивнул. Звонок опять зазвенел, и Сун Ган полетел прочь. Тогда Бритый Ли обернулся и сказал народу:

— Слишком уж братец мой слабак.

Сжимая в руке полученные от Сун Гана деньги, он, размахивая волосами, отправился по делам. Народ проводил его глазами до «Народной». Все думали, что Ли непременно тут же умнет две миски лапши безо всякого приварка. Никто и подумать не мог, что он прошагает мимо столовой и решительно направится прямо в парикмахерскую. Народ стал удивленно восклицать: не тронулся ли этот Ли рассудком с голодухи? может, он принял обрезанные волосы за макароны?

— И правда похоже, такие длинные-длинные и тонкие-тонкие, — сказал кто-то.

В толпе откликнулись:

— Женские похожи, а мужские слишком короткие. На лапшу непохоже, только на щетину.