Юй Хуа - Братья

Впереди колонны шел высокий и статный Сун Фаньпин. В вытянутых руках он держал огромный красный флаг, размером с две простыни, а то, пожалуй, и с две простыни с наволочками. Красный флаг Сун Фаньпина трепетал на ветру, и его полотнище было похоже на кипящие волны. Сун Фаньпин шел, будто вскинув вверх шмат бурлящей воды. Его белая майка уже намокла от пота, и мышцы у него на плечах и предплечьях играли, как бельчата. По его раскрасневшемуся лицу от волнения бежал пот, а глаза горели, как молнии в небе. Увидев Ли с Сун Ганом, он громко прокричал им:

— Сыновья, а ну подойдите!

В тот момент малолетний Ли, обняв телеграфный столб, с любопытством выяснял у окружающих, почему Тетка Су сказала: «Грех-то какой…» Заслышав крик Сун Фаньпина, он тут же бросил свой столб и вместе с братом ринулся вперед. Дети с двух сторон вцепились в белую майку отца, и он опустил древко флага вниз, чтобы они тоже могли за него ухватиться. Руки мальчишек легли на древко самого большого красного флага во всей Лючжэни, и они пошли во главе самой длинной колонны демонстрантов. Сун Фаньпин размашистым шагом топал вперед, а братья бежали сбоку, и куча других детей, захлебываясь слюнями от зависти, семенила следом, продираясь сквозь уличную толпу. И те трое школьников с улыбками идиотов, с жалким видом бежали за ними следом вместе с другими. Братья неслись, задыхаясь, за отцом, как шавки за слоном. От этой гонки у них горело горло, щипало в глазах. Когда они добежали до моста, Сун Фаньпин наконец остановился, а за ним встала вся колонна.

Черная людская масса заполнила собой каждый уголок под мостом, и все взоры обратились на Сун Фаньпина, стоявшего наверху. Все флажки и флаги развернулись в сторону моста, и Сун Фаньпин вздернул свой гигантский красный флаг намного выше головы, а ветер принялся трепать его, так что ткань затрещала в воздухе, как хлопушки. Потом Сун Фаньпин начал размахивать своим красным флагом, и его сыновья, запрокинув головы, стали смотреть, как тот отправился в полет, пролетел слева направо, развернулся и снова повторил свой маневр. Так флаг носился туда-сюда над мостом, и ветер растрепал многим волосы, которые тоже стали летать слева направо и справа налево. Когда Сун Фаньпин замахал флагом, толпа взревела, как цунами. Бритый Ли с Сун Ганом увидели, как взметнулось и опустилось множество кулаков. Вопли призывов выстрелами рокотали вокруг.

Ли принялся кричать во все горло, словно обнимал сейчас телеграфный столб. Он пришел в необычайное волнение и сказал Сун Гану:

— У меня половое влечение пришло.

Увидев, что Сун Ган раскраснелся, вытянул шею и, прикрыв глаза, орет что есть мочи, он обрадовался и, ткнув Сун Гана, спросил:

— У тебя тоже?

Тот день для Сун Фаньпина был днем триумфа. Когда демонстрация закончилась, люди разбрелись по домам, а Сун Фаньпин, взяв за руки сыновей, все еще шел по улице. Многие окликали его по имени, и он мычал им что-то в ответ, а те люди подходили еще потом с ним поручкаться. Бритый Ли с Сун Ганом шли рядом и начали задирать носы, решив, что все в поселке знают их отца. Они веселились от души и все время спрашивали, кто были все те люди, окликавшие его по имени и жавшие ему руку. Они все шли и шли вперед, и детям показалось, что дом остался далеко позади; тогда они спросили Сун Фаньпина:

— А куда мы идем?

Сун Фаньпин громко ответил:

— Идем в столовую.

Когда они вошли в «Народную», то кассиры, официанты и посетители — все как один, улыбаясь, замахали им руками. Сун Фаньпин замахал им в ответ своей здоровенной ладонью, будто председатель Мао на площади Тяньаньмэнь. Они уселись за столик у окна, и к ним тут же подбежали кассиры и официанты, а те, кто ел, тоже бросились к ним, прихватив свои тарелки. На голоса вышел из кухни повар в засаленном переднике и встал за спиной у детей. Все стали задавать уйму разных вопросов: от вопросов про великого председателя Мао и великую пролетарскую культурную революцию и кончая семейными ссорами и болезнями детей. Подержав в руках самый большой за всю историю поселка красный флаг, Сун Фаньпин превратился в самого важного за всю историю поселка человека. Он чинно сидел за столом, положив на него ручищи, и всякий свой ответ начинал со слов:

— Председатель Мао учит нас…

Его ответы состояли сплошь из слов председателя Мао, в них не было ни одного его собственного. Эти ответы заставляли всех кивать головами, как дятлов, и вскрикивать в одобрении, словно от зубной боли. К тому моменту у Ли с Сун Ганом желудки от голода уже прилепились к позвоночнику, но дети по-прежнему, не раскрывая рта, смотрели с почтением на Сун Фаньпина. Им казалось, что язык Сун Фаньпина — это язык председателя Мао, а вылетавшая изо рта у Сун Фаньпина слюна — слюна председателя Мао.

Братья и думать забыли, сколько они просидели в «Народной». Они и не заметили, как село солнце, как стемнело и зажглись фонари; тогда только детям достались их пышущие паром миски с лапшой. Тот самый повар наклонился к ним и спросил:

— Бульон-то небось ничего, а?

Дети разом откликнулись:

— Жутко вкусный.

Засаленный повар расплылся от удовольствия:

— Это мясной бульон… Остальным-то пустой кипяток достается, а вам — мясной бульон.

В тот день, вернувшись вечером домой, Сун Фаньпин подошел с детьми к колодцу, чтоб ополоснуться. Все трое в одних трусах натирали свои мокрые тела мылом, а потом Сун Фаньпин вытягивал из колодца ведро за ведром и обмывал детей и себя самого. Соседи, сидевшие в тени у дверей и махавшие веерами, принялись болтать с ним. Они трещали о том, как здорово выглядела демонстрация, как браво махал он красным флагом, так что тот, забыв, что падает от усталости, вновь расцвел и зычно загудел. Когда все вошли в дом, Ли с Сун Ганом отправились спать, а отец сел под лампу и стал с воодушевлением строчить письмо Ли Лань. Засыпая, маленький Ли бросил на него быстрый взгляд и сказал со смешком Сун Гану, что у его папки аж загривок покраснел от писанины. Сун Фаньпин писал очень долго и описал все-все-все, что случилось за день.

Когда на следующий день дети проснулись, Сун Фаньпин стоял у кровати такой же исполненный сил, как вчера. Он протянул сыновьям руки, и в его ладонях заблестели, как звезды, два красных значка с профилем председателя Мао. Он сказал, что это детям и что значки нужно носить на груди, там, где бьется сердце. Потом он прикрепил себе на грудь еще один красный значок, взял в руку маленькую красную книжечку и с горящим, как значок и цитатник, лицом перешагнул за порог. Его шаги гулко разносились по улице, и братья услышали, как соседи спросили:

— Сегодня опять пойдешь махать флагом?

И Сун Фаньпин звонко ответил:

— Пойду!

Бритый Ли с Сун Ганом, поприкладовавшись по очереди к груди друг друга, определили место, где бьется сердце, и прицепили друг на друга значки. У Сун Гана председатель Мао был изображен на фоне площади Тяньаньмэнь, а у Бритого Ли — на фоне моря. Позавтракав, дети вышли под утреннее солнце, и парящие красные флаги, большие, как простыни, и маленькие, как наволочки, вновь заполнили улицы нашей Лючжэни.