Юй Хуа - Братья

Когда солнечный свет начал потихоньку становится красноватым, дети вышли на улицу и увидели, как заходит солнце. Они вспомнили, что говорил им с утра отец: когда солнце начнет садиться, он с Ли Лань приедет домой. Братья подумали, что вот-вот должна вернуться их мать. Тогда, вновь взявшись за руки, в отсветах заходящего солнца они направились к вокзалу. Подойдя к закусочной, они увидели внутри Тетку Су, и Сун Ган сказал ей:

— Мы пришли встретить маму. Она должна приехать из Шанхая.

Дети встали у входа и, вытянув шеи, на цыпочках смотрели вдаль, на шоссе. От конца поля приближалось облако пыли. Они разглядели в нем подъезжающий автобус, потом услышали гудок. Сун Ган повернулся к брату со словами:

— Мама вернулась.

Говоря это, он плакал, и слезы сбегали вниз по его лицу. Бритому Ли собственные слезы затекли за шиворот. Автобус приближался в клубящемся облаке пыли и, повернув, въехал во двор автовокзала, оказавшись прямо перед ними. Поднятая им пыль тут же обволокла детей и лишила возможности видеть. Когда она постепенно опустилась, люди с чемоданами и мешками в руках начали выходить из здания вокзала. Сперва выходили группы по двое-трое, потом — целая шеренга. Все они прошагали мимо, но дети так и не увидели Ли Лань. Даже когда наружу вышел последний человек, Ли Лань так и не появилась.

Сун Ган подошел к нему и робко спросил:

— Это автобус из Шанхая?

Человек кивнул и, глянув на их покрытые слезами и царапинами лица, спросил:

— Вы чьи? Чего вы тут стоите?

От этих слов братья заплакали. Человек испугался и, прихватив багаж, поспешил прочь. По дороге он все время оборачивался и поглядывал на них с интересом. Дети кричали ему вслед:

— Мы Сунфаньпиновы. Сун Фаньпин умер, а мы ждем Ли Лань. Ли Лань — наша мама…

Не успели они договорить, как тот человек пропал из виду, а мальчики остались ждать у вокзала. Они подумали, что Ли Лань приедет следующим рейсом. Братья простояли там очень долго. Большие деревянные двери зала ожидания захлопнулись, потом закрылись железные ворота вокзала, а они по-прежнему стояли и ждали возвращения матери.

Когда начало темнеть, хозяйка закусочной, Тетка Су, подошла к ним и всунула в руки каждому по пирожку с мясом:

— Ешьте скорей, пока горячие.

Дети принялись уминать пирожки, а женщина сказала:

— Сегодня уже автобусов не будет. Вон и ворота закрылись. Идите домой, завтра снова придете.

Братья поверили Тетке Су, кивнули головами и, растирая слезы, пошли домой с пирожками в зубах. Они слышали, как вздыхала она у них за спиной:

— Бедные детки…

Сун Ган остановился и сказал ей:

— Тебе за это воздастся.

Ли Лань уже на рассвете встала у ворот своей больницы. Хоть Сун Фаньпин и написал ей, что сможет оказаться в Шанхае только к полудню, двухмесячная разлука заставляла ее мысли бурлить и клокотать, как волны. Она проснулась еще затемно, села в постели и стала ждать рассвета. Какая-то больная вертелась на койке от боли после операции и, увидев, что Ли Лань сидит недвижно, как привидение, от страха завопила, так что чуть швы не разошлись. Когда она удостоверилась, что перед ней Ли Лань, начала стонать от боли. Ли Лань забеспокоилась и принялась тихо извиняться. Потом она взяла в руки вещмешок и вышла из палаты к воротам. Предрассветная улица была пуста, и одинокая Ли Лань стояла там со своим одиноким мешком — две безгласные темные тени. Она напугала больничного сторожа до потери памяти. Старикашка, страдавший простатитом, проснулся от того, что ему чуть моча не ударила в голову, и, придерживая портки, побежал на улицу. Увидев смутный силуэт, он задрожал от страха и напустил себе в штаны. Сторож крикнул:

— Ты кто?

Ли Лань сказала ему, кто она такая и из какой палаты, и добавила, что сегодня выписывается, а здесь ждет мужа, который должен ее встретить. Сторож был по-прежнему не в себе от происшедшего, поэтому он ткнул пальцем во второй силуэт и спросил:

— А это кто?

Подняв мешок, Ли Лань ответила:

— Это вещмешок.

Тут старик облегченно вздохнул. Он обошел свою сторожку кругом и, встав у стены, выгнал из себя оставшееся. Изо рта его доносилось бормотание:

— Чуть не помер со страху, даже портки, твою мать, обмочил…

Ли Лань стыдливо взяла свой вещмешок и вышла из ворот больницы. Она дошла вниз по улице до угла и остановилась у телеграфного столба слушать, как бежит по нему ток, и глядеть на темные ворота невдалеке. На сердце у нее внезапно стало спокойно. Когда с утра она сидела на больничной койке, то ей казалось, что ждет она рассвета. Теперь же, встав на улице, она поняла, что ждет Сун Фаньпина. В ее воображении уже рисовалась его высокая фигура, идущая навстречу.

Ли Лань стояла, не шевелясь, и ее неподвижный тощий силуэт наводил на людей страх. Какой-то мужчина шел по улице. Только подойдя метров на десять, он заметил ее, испугался и осторожно перешел на другую сторону — от греха подальше. Всю дорогу он оборачивался и мерил Ли Лань взглядом. Другой наткнулся на нее, завернув за угол, и задрожал с испуга. Потом он обошел Ли Лань, изображая хладнокровие, но плечи его все еще вздрагивали, и она не выдержала и рассмеялась тихонько. Этот смех женщины-привидения совсем выбил беднягу из колеи: он побежал сломя голову прочь.

Только когда рассвет озарил улицы, Ли Лань перестала играть в привидение. Она по-прежнему стояла на углу, но начала понемногу вновь превращаться в человека. Едва улицы принялись оживать и наполняться людским гомоном, она взяла вещмешок и вернулась к воротам. В этот момент началось ее настоящее ожидание.

Всю первую половину дня Ли Лань стояла, заливаясь краской от переполнявших ее чувств. На улицах вокруг реяли красные флаги и звучали лозунги, поток демонстрантов не иссякал ни на минуту. От этого летняя жара становилась еще более удушающей. Больничный сторож узнал Ли Лань, что еще до рассвета напугала его своим чудным видом так, что он обмочил с перепугу штаны. Он увидел, с каким волнением она провожает глазами каждого человека в толпе демонстрантов, каждого, кто проходил мимо. Возбуждение Ли Лань вливалось в общее возбуждение, царившее на улицах, словно ручей в реку. Ее глаза с воодушевлением искали в возбужденной толпе Сун Фаньпина. Сторож заметил, что стоит она уже долго, и подумал, отчего это никто не приходит за ней. Тогда он подошел с вопросом:

— Когда твой муж придет-то?

Ли Лань обернулась:

— В полдень.

Услышав ее ответ, сторож, мучимый сомнениями, пошел на проходную посмотреть на настенные часы. Еще не было и десяти. Он подумал, что в мире чего только не бывает: женщины в такую рань выходят ждать мужиков, которые появятся только к обеду. Потом он смерил Ли Лань взглядом с еще большим интересом и стал спрашивать себя, как долго не касалась этой женщины мужская рука. В конце концов он не выдержал и пошел к Ли Лань с вопросом, сколько она не видела своего мужа. Ли Лань ответила, что уже больше двух месяцев. Сторож заржал и подумал, что ежели она за два месяца так извелась, то, видать, эта низенькая сухонькая женщина на самом деле внутри та еще оторва.