Юй Хуа - Братья

Когда Сун Ган выносил ее из дома, а Ли запирал двери, она снова сказала:

— Как хорошо вернуться домой.

В больнице братья все время дежурили у постели Ли Лань, и в тот день настроение у нее было намного лучше. Она засыпала, потом опять просыпалась и всякий раз видела, как дети сидели с ней рядом, тихонько переговариваясь. Просыпаясь, она напоминала им, что пора идти домой спать.

Только в час ночи братья вышли из больницы и побрели вдвоем по пустынным улицам. Бритый Ли узнал тогда, что Сун Ган любит читать, и рассказал ему, что все вещи, отнятые во время обысков в начале культурной революции, свалены в кучу в одном большом доме в Краснознаменном переулке. Там были и книги, и картины, и игрушки, и самые непредсказуемые и невероятные вещи. Ли сказал брату, что Чжао и Лю много раз отправлялись туда тырить, и всегда притаскивали немало хороших книг. Он добавил:

— Почему Чжао стал Стихоплетом Чжао, а Лю — Писакой Лю? Потому что они сперли все эти книги, прочли их и в конце концов сами научились писать.

Бритый Ли с Сун Ганом бесшумно подошли к тому дому, намереваясь разбить стекло и влезть через окно, но в оконной раме давно не было никакого стекла. Только когда они пролезли в окно, то узнали, что все вещи внутри давным-давно растащили, остался только большой пустой шкаф. Они обшарили все уголки комнат, все места в том шкафу и нашли только пару красных туфель на высоком каблуке. Сначала они решили, что это что-нибудь ценное, вылезли в окно, спрятали туфли под одеждой и побежали, сломя голову. Добежав до безлюдного места, где торчал фонарь, они извлекли свое сокровище. В свете фонаря Ли с Сун Ганом долго-долго изучали находку. Оба они отродясь не видели туфель на высоком каблуке, и тем более красных. Братья спрашивали друг у друга:

— Это еще что за фигня?

Им то казалось, что это обувь, то чудилось, что обувью это быть не может. Потом они предположили, что это игрушечные кораблики. В конце концов братья уверились в том, что это точно игрушки, и даже если то были не игрушечные кораблики, им следовало ими быть. Ли и Сун Ган с радостью притащили туфли домой и, сев на кровати, еще раз их изучили, вновь удостоверившись, что перед ними игрушки, причем невиданные игрушки. Кончилось тем, что они спрятали их под кровать.

На следующий день, когда братья проснулись, солнце уже припекло им задницы, и они быстренько поскакали в больницу. Койка Ли Лань опустела. Пока они стояли, не зная, как быть, и глядели по сторонам не в силах понять, что случилось, в покой вошла медсестра и сказала, что Ли Лань умерла и уже лежит в покойницкой.

Сун Ган тут же заревел в голос и, плача, побежал по коридору больницы. Бритый Ли сначала не расплакался, а в растерянности последовал за Сун Ганом. Когда они вошли в покойницкую и он увидел, как мать, вытянувшись, лежит на бетоне, то тут же разрыдался, и плач его был еще громче, чем у Сун Гана.

Мертвая Ли Лань лежала с широко раскрытыми глазами. Перед смертью она хотела посмотреть на своих сыновей и не закрывала глаз, пока свет в них не угас, но так и не увидела детей, из-за которых ей приходилось столько терзаться.

Сун Ган упал на колени перед возвышением и затрясся в рыданиях. Ли стоял рядом и выл, качаясь, как дерево на ветру. Они плакали и в два голоса звали мать. В этот самый момент Бритый Ли по-настоящему ощутил, что остался сиротой на белом свете, что у него был теперь один только Сун Ган, а у Сун Гана — только он сам.

Потом Сун Ган взвалил на себя тело Ли Лань, а Ли пошел за ним следом. Так они втроем вернулись домой. Пока они шли по улицам, Сун Ган вовсю заливался слезами и его брат тоже не уставал смахивать слезы. Они больше не кричали, а плакали молча. Когда братья проходили мимо стадиона с лампами, Сун Ган снова заревел во весь голос и, плача, сказал брату:

— Вчера, когда мы здесь проходили, мама еще со мной разговаривала…

Сун Ган так плакал, что не мог идти дальше. Ли сквозь слезы стал умолять его дать ему понести Ли Лань. Сун Ган покачал головой со словами:

— Ты младший брат. Я должен заботиться о тебе.

Двое подростков, рыдая, проходили с мертвым телом по улицам нашей Лючжэни, и тело все время соскальзывало со спины Сун Гана, а Бритый Ли поправлял его сзади. Сун Ган то и дело останавливался, выгибал спину, как лук, и просил Ли подтолкнуть тело наверх. Потом он уже шел просто согнувшись и водрузив Ли Лань на спину, а Ли семенил сбоку, поддерживая тело руками. Братья обходились с телом Ли Лань заботливо и осторожно, словно бы она не умерла, а только уснула, и они боялись сделать ей больно. Многие видели эту сцену и переживали в душе. Тетка Су со своей дочкой тоже увидела это и, всплакнув, сказала дочери:

— Ли Лань была хороший человек. Так жалко. Осталось двое сыновей, а ее уже нет.

Через два дня двое подростков показались на улице с тачкой Кузнеца. В тачке лежал гроб, который выбрала себе Ли Лань. Сама она уже была в гробу, где вместе с ней покоилась семейная фотография, три пары древних палочек и земля, окропленная кровью Сун Фаньпина. Сун Ган тянул тачку спереди, а Ли толкал ее сзади. Они боялись, что гроб может соскользнуть, поэтому пригибались как можно ниже, чтобы дно тачки оставалось параллельным земле. Тело Сун Гана было похоже на вытянутый смычок, и тело Бритого Ли тоже. Оба они уже не плакали, а молча шагали. Тачка, подскакивая на мощеной дороге, скрипела.

Семь лет назад другая тачка с гробом так же проезжала по улицам, тогда в гробу лежал Сун Фаньпин, а тянул тачку старик помещик, пока Ли Лань с детьми толкали ее. Плач поднимался и опадал у них в груди, как волны, но они не смели заплакать в голос. Двое детей превратились теперь в двух подростков, Ли Лань упокоилась в гробу, и ничто не мешало им с рыданиями проводить ее в последний путь, вот только слез у них уже не было.

Они вышли из южных ворот и побрели по немощеной дороге. Семь лет назад в этом самом месте Ли Лань сказала им: «Плачьте» — и они вчетвером разрыдались так, что вспугнули своим горем воробьев на деревьях. Теперь была такая же тачка, такой же дощатый гроб и поля были такими же безбрежными, а небо — таким же далеким, вот только из четырех человек осталось двое, и эти двое не плакали навзрыд. Согнувшись пополам, они тащили и толкали с двух сторон тачку, нагибаясь ниже самого гроба, так что издалека казалось, будто у тачки взялись незнамо откуда еще один перед и один зад.

Мальчики отвезли мать в деревню, где родился и вырос Сун Фаньпин. Тот прождал ее семь лет в своей могиле за деревней, и теперь наконец его жена пришла. Старый помещик стоял у могилы сына, опираясь на палку. На вид он казался еле живым, и если б не эта палка, то давно повалился бы на землю. Он был так беден, что не мог позволить себе даже посоха. Эту палку остругал для него Сун Ган. Бедные родственники, как и семь лет назад, были одеты в тряпье и так же стояли, опершись на железные лопаты.