Юй Хуа - Братья

Прежний мальчишка, Сун Ган вернулся теперь видным молодым человеком. Когда он пришел, Бритого Ли еще не было дома. Ли знал, что брат должен вернуться, а потому тоже поднялся в четыре часа утра и стал радостно ждать его возвращения. Как только рассвело, он вышел на улицу и отправился к слесарю, чтоб заказать дополнительный ключ для Сун Гана. Он и думать не мог, что Сун Ган ни свет ни заря уже отправится в путь, а к рассвету окажется уже у дверей дома. А тот простоял с мешком под дверью больше двух часов, пока Ли торчал на улице в ожидании, что слесарь откроет свою лавку. К тому времени Сун Ган был уже одного роста со своим отцом, вот только не таким плечистым. Он был тощим и белокожим, одежда была ему коротка, а рукава и штанины изрядно надставлены кусками ткани разного цвета. Сун Ган спокойно стоял у дверей и спокойно ждал возвращения брата, то и дело перекладывая вещмешок из одной руки в другую. Он не ставил его на землю, боясь испачкать.

На обратном пути Бритый Ли издалека заметил Сун Гана. Он увидел, что высоченный брат оцепенело стоит с вещмешком у порога. Ли бросился бежать сломя голову. Потом он тихонько подкрался к брату сзади и, размахнувшись ногой, вмазал со всей дури Сун Гану по заднице. Тот пошатнулся и услышал громкий смех Бритого Ли. Потом они принялись бегать друг за другом перед домом и, поднимая пыль, пробесились минут тридцать. Ли то пинал Сун Гана левой ступней, то мазал по земле правой, бил вскинутой в воздух ногой и выделывал подсечки, а Сун Ган, сжимая в руках вещмешок, прыгал козлом и увертывался, стараясь не попасться. Ли нападал, как копье, а Сун Ган защищался, как щит. Оба брата смеялись, не переставая. Они досмеялись до слез, потом до соплей и в конце концов, согнувшись пополам, принялись заходиться кашлем. Потом Бритый Ли, переводя дыхание, нащупал новенький ключ и вложил его в ладонь брата со словами:

— Открой дверь.

Ли с Сун Ганом, как сорная трава, которую топчут ноги и мнут колеса, выросли полными сил, несмотря ни на что. Когда Ли с его дурной репутацией окончил среднюю школу, ни один завод не захотел взять его на работу. Тогда как раз завершилась «культурная революция» и началась эпоха реформ и открытости. А Тао Цин стал уже заместителем начальника в своей конторе; он вспомнил, как Сун Фаньпин умер жестокой смертью на мостовой у вокзала и как Ли Лань клала ему земные поклоны, так что разбила себе до крови лоб, и пристроил Бритого Ли рабочим в инвалидную артель. Всего там работало пятнадцать человек: двое хромых, трое идиотов, четверо слепых, пятеро глухих, да еще и Бритый Ли в придачу. Сун Ган был прописан в Лючжэни, поэтому после своего возвращения он попал по распределению рабочим на скобяную фабрику. Это была та самая фабрика, где главой отдела снабжения и сбыта служил Писака Лю.

Оба брата получили зарплату за первый месяц в один и тот же день. Поскольку фабрика Сун Гана была совсем близко от дома, он первым пришел домой и остановился на пороге, поджидая Бритого Ли. Его правая рука так сжимала в кармане восемнадцать юаней первой зарплаты, что вся покрылась потом. Когда появился Ли, Сун Ган увидел, что он возвращается с сияющим видом, а его правая рука торчит в кармане. Сун Ган понял, что брат тоже получил зарплату и тоже сжимает ее там мокрой от пота ладонью. Едва он подошел, как Сун Ган с радостью в голосе спросил его:

— Получил?

Ли кивнул. Заметив, какой счастливый вид был у Сун Гана, он тоже спросил:

— И ты получил?

Сун Ган в ответ принялся так же кивать головой. Братья вошли в дом и, словно в страхе, что кто-то придет обворовать или ограбить их, прикрыли двери. Потом они задернули занавески и рассмеялись. Оба положили свою зарплату на кровать: всего получилось тридцать шесть юаней, насквозь промокших от пота. Сун Ган и Бритый Ли сели на кровать и стали пересчитывать свои деньги, при этом глаза у Ли блестели, как звезды, а глаза Сун Гана стянулись в узенькие щелочки. Он уже начал страдать близорукостью и глядел на деньги в своих руках, чуть не припечатывая их к носу. Ли предложил сложить деньги вместе, чтобы всеми ими распоряжался Сун Ган. Тот решил, что он старший и потому должен распоряжаться деньгами. Он подобрал их с кровати, аккуратно сложил купюра к купюре, а потом велел брату последний раз всласть пересчитать их. Затем он сам с наслаждением пересчитал купюры и радостно сказал:

— Я никогда не видел столько денег.

С этими словами он поднялся с кровати, ударившись головой о потолок. Опустив голову, Сун Ган развязал свои закрученные на двойной узел штаны. Под ними оказались трусы, сварганенные из кусков старого тряпья. Внутри у трусов был маленький кармашек, и он с величайшей осторожностью вложил в него обе их зарплаты. Бритый Ли сказал, что этот кармашек сделан на редкость искусно, и спросил, кто это пришил Сун Гану такую штуку. Сун Ган признался, что сделал это сам и сам же смастерил себе эти трусы. Ли удивленно воскликнул:

— Да ты мужик или баба?

Сун Ган рассмеялся:

— А еще я умею свитера вязать.

Получив свою первую зарплату, братья первым делом отправились в «Народную» и съели каждый по миске обжигающе горячей лапши. Бритый Ли хотел заказать саньсянь, но Сун Ган был против и сказал, что потом, когда жизнь станет получше, можно будет позволить себе есть и саньсянь. Ли решил, что это верно. На сей раз лапша была своя собственная, а не каких-нибудь там мужиков, что пришли порасспрашивать про задницу Линь Хун. Он кивнул и согласился на миску пустой. Сун Ган подошел к кассе, развязал штаны и принялся шарить там внутри, глядя на тетку за аппаратом. Ли разразился хохотом. Тетка лет за сорок, стоявшая у кассы, с выражением полнейшего равнодушия ждала, пока Сун Ган нашарит деньги, словно таких сцен она уже навидалась вдосталь. Сун Ган выловил из трусов одноюаневую банкноту и протянул кассирше, придерживая свои трусы в ожидании сдачи. Две миски пустой лапши стоили один цзяо и восемь фэней, так что сдачи вышло восемь цзяо и два фэня. Получив свои деньги, Сун Ган свернул банкноты и запихнул их вместе с двумя фэнями мелочи обратно в трусы. Потом он наконец-то завязал штаны и уселся за пустой стол рядом с Бритым Ли.

Доев лапшу, братья вытерли пот со лба и вышли из «Народной». Они отправились в лавку «Красный флаг» за тканью. Там Ли с Сун Ганом выбрали темно-синюю плотную ткань. На этот раз за кассой стояла девушка лет двадцати, и, когда Сун Ган снова развязал штаны, запустил руку в трусы и принялся там шарить, она, глядя на это движение и идиотскую ухмылку Бритого Ли, покраснела до ушей. Она отвернулась и стала делать вид, что болтает со своей коллегой. Сун Ган ковырялся очень долго, считая про себя банкноты. Когда он наконец извлек деньги на свет божий, то их оказалось ровно столько, сколько нужно: ни фэнем больше, ни фэнем меньше. Девушка, заливаясь краской, взяла у Сун Гана деньги, и Ли с удивлением спросил его: