Юй Хуа - Братья

— Оттащите его в отделение.

Несколько мужиков из отдела отвели Сун Гана в его цех. Весь залитый тушью и раскрасневшийся, он уселся на лавку. Его лицо было усеяно брызгами красного, которые стекали по щекам. Мужики стали рядом и принялись его утешать. Товарищи по цеху обступили их со всех сторон, стараясь разузнать, что случилось. Тогда народ из отдела пересказал всю историю ссоры. Кто-то спросил, отчего поссорились, и мужики растерялись. Они качали головами и разводили руками:

— Черт их этих интеллигентов разберет.

Сун Ган молчал как рыба. Он никак не мог взять в толк, отчего это благовоспитанный Писака вдруг принялся материться хуже базарной бабы и наговорил столько пакостей. На душе у Сун Гана было паршиво; он все думал, как же это Писака мог сказать такое, что даже деревенским мужикам говорить не пристало. Когда народ разошелся, Сун Ган отправился к пруду, чтобы вымыть свои очки в черной оправе, и стер с лица капли красной туши. Едва он смыл краску, как лицо его почернело от злости. В таком виде он вернулся в цех, а после обеда — домой.

Когда Бритый Ли пришел с работы, то увидел, что брат сидит за столом вне себя от гнева, а вся одежда у него заляпана пятнами красной туши, словно карта островами. Ли спросил, что случилось, и брат рассказал ему, как было дело. Дослушав до конца, Бритый Ли молча вышел из дому. Он знал, в каком переулке живет Писака Лю, и собирался пойти проучить эту неблагодарную рожу. Его крепко сбитая фигура покачивалась на ходу.

По пути Ли увидел Писаку, который выруливал из-за угла с бутылью для соевого соуса в руках. Жена отправила его в лавку за соусом. Ли остановился и проорал:

— Эй ты, подь сюда.

Услышав крик, Писака подумал, что голос ему страшно знаком. Обернувшись, он увидел Бритого Ли, который стоял на противоположной стороне улицы и махал ему рукой. Писака вспомнил, как в детстве он и Чжао (а еще был и Сунь Вэй) подзывали так Бритого Ли, чтобы отработать на нем свои подсечки, а теперь этот Ли точно так звал его самого. Писака понял, что Бритый Ли пришел по его душу из-за Сун Гана. Поколебавшись секунду, он перешел улицу и очутился перед ним.

Тыча пальцем в нос Писаки, Бритый Ли принялся материться на чем свет стоит:

— Ах ты мудло несчастное, да как ты посмел облить тушью Сун Гана. Жить тебе, мать твою, надоело…

Писака затрясся от злости. Он не посмел броситься с кулаками на Сун Гана, потому что тот был выше его на полголовы, а этот Ли был ровно на полголовы ниже. Ему не о чем было беспокоиться. Писака решил было обматерить Бритого Ли в ответ, но, поглядев на толпу, подумал, что не стоит позориться, и холодно пробормотал:

— Ведите себя приличнее.

Бритый Ли зло усмехнулся, схватил левой рукой Писаку за одежду и, отведя кулак правой, озверело проорал:

— Да я плевал на приличия. Сейчас я разукрашу своей грязной рукой твою чистенькую физиономию.

От такого ответа Писака струсил. Он бросил еще один взгляд на Бритого Ли и заметил, что тот хоть и был на полголовы его ниже, но мог похвастаться сложением. Писака изо всех сил старался отодвинуться от кулака Бритого Ли и одновременно не ударить в грязь лицом перед народом: он легонько бил Ли по руке, сжимавшей его одежду, надеясь, что тот отпустит.

— Я интеллигент, нам с тобой делить нечего… — твердил он.

— А я как раз бью интеллигентов.

Не успел Писака договорить, как кулак Бритого Ли — раз, два, три, четыре — впечатался в его физиономию. Голова Писаки мотнулась в сторону, а Бритый Ли, развивая наступление, вмазал ему еще четыре раза. От ударов Писака закачался и рухнул на землю. Ли приподнял его правой рукой и снова — девять, десять, одиннадцать, двенадцать — съездил Писаке Лю по морде. Бутыль для соевого соуса выпала из его рук и со звоном разбилась. Писака весь обмяк, словно был в обмороке, но Бритый Ли левой рукой тянул его вверх, не давая упасть, а правой остервенело молотил его по лицу, будто по мешку с песком. От побоев глаза у Писаки стянулись в щелочки, изо рта шла кровь. Всего Ли прошелся по Писаке двадцать восемь раз, пока тот не превратился в жертву автомобильной аварии. В конце концов у него устала рука, и он отпустил несчастного, а Писака, как тюфяк, повалился на землю. Бритый Ли быстро поймал его сзади за ворот. Писака Лю стоял на коленях, а Ли тянул его левой рукой за шкирку, не давая упасть.

— Вот он какой интеллигент… — со смехом кричал в толпу Ли.

Потом Бритый Ли принялся молотить Писаку правой рукой по спине. Вмазав одиннадцать ударов, он заметил, что Писака заойкал и заохал по-новому, уже не так визгливо. Его голос стал глуше. В восторге Бритый Ли прокричал в толпу:

— Слыхали, этот интеллигентишка выводит «раз-два, взяли!»…

Потом он взялся ставить научный опыт: врезал Писаке что было силы по спине и тут же услышал, как Лю ойкнул. Тогда Ли приложил его еще пять раз. Всякий раз Писака вскрикивал, словно то была общая запевка во время работы. Ли пришел в полный восторг.

— Вот оно, вышло на свет его настоящее лицо, — вопил он зевакам.

Сам Ли уже пошел потом от усердия. Едва он ослабил хватку, как Писака грохнулся на землю и остался лежать без движения, словно его разбил паралич. Бритый Ли отер пот со лба и с довольным видом произнес:

— Ну, на сегодня хватит.

Но этого Бритому Ли было мало. Он вспомнил, что у Писаки был еще сторонник в лице Стихоплета Чжао.

— Стихоплет — тоже интеллигентишка. Передайте ему, что в течение полугода я приду и его отделать, чтоб вышло на свет его настоящее лицо, — сказал он народу.

Бритый Ли ушел, не оглядываясь, а окровавленный Писака остался лежать под придорожным платаном. Тут же набежала толпа зевак, которые окружили его и, тыча пальцем, принялись злословить. Бритый Ли отделал Писаку так, что тот чуть не лишился рассудка и лежал, как паралитик, под деревом. Только когда пятеро мужиков с фабрики, проходя мимо, увидели своего избитого начальника, который бешено вращал глазами и дебильно улыбался, они отволокли его в больницу.

На койке травмпункта Писака с пеной у рта доказывал всем, что избил его совсем не Бритый Ли, а человек по имени Ли Куй. Мужики с фабрики никак не могли взять в толк, о чем это он:

— Какой еще Ли Куй?

Кашляя и отплевываясь от крови, Писака ответил:

— А вот тот самый Ли Куй из «Речных заводей»*.

Мужики обалдели от такого ответа. Они сказали, что Ли Куй ведь не лючжэньский, он из книжки. Писака закивал и добавил, что Ли Куй выпрыгнул из книжки и отделал его как следует. Кто-то заржал и попытался вызнать, какого черта этот забияка вылез из романа, чтоб накостылять Писаке Лю. Пользуясь случаем, Писака обругал Ли Куя и сказал, что этот недалекий ротозей (разъелся, как свинья, все мозги небось жиром заплыли) что-то недослышал, куда-то не туда забрел, да и отделал совсем не того человека. В итоге, продолжая кашлять и отплевываться, он произнес: