Юй Хуа - Братья

— Что это ты делаешь? — спросил Тао.

Ли ответил:

— Заберу с собой.

Тао Цин замотал головой:

— Какой же ты все-таки бесцеремонный. Эту бумагу нужно сдать в архив организации, ты теперь — госслужащий.

— Я — госслужащий?! — Бритый Ли принял этот жест с радостью и тревогой. — Тогда я тем более должен забрать ее с собой показать Сун Гану.

Тао Цин вспомнил про Сун Гана — милого, несчастного ребенка, каким он был двенадцать лет назад. Поколебавшись, он согласился, чтоб Ли забрал документ домой и показал брату, но с условием, что уже к вечеру он принесет бумагу обратно. Выходя, Бритый Ли поклонился Тао в пояс и искренне сказал:

— Спасибо, товарищ начальник, что позволил мне стать директором.

Тао Цин похлопал его по плечу:

— Да чего благодарить. Ты ж меня перед фактом поставил.

Услышав это, Ли рассмеялся. Когда он вышел за ворота управы, то фраза эта приобрела для него совсем другое значение.

С бумагой в руках он пошел домой и, кто бы из знакомых ни встретился ему на пути, всем давал на нее полюбоваться. Лопаясь от гордости, Бритый Ли твердил, что теперь он директор артели. На мосту ему встретился Кузнец Тун. Потянув его в сторону, Ли уселся с Кузнецом на перила и, приняв гордую позу, принялся рассказывать, как он стал начальником. Он сказал, что давным-давно был настоящим директором и, потрясая бумагой, прибавил:

— Эта бумажка — только для статуса.

— Ага, — согласился Кузнец. — Вроде как свидетельство о браке. Кто ж будет до свадьбы держаться? Давно уже все спят напропалую, свидетельство токмо для статуса нужно. Это называется все по закону.

— Точно! Все по закону, — крикнул Бритый Ли. — Как говорит начальник Тао, я сперва девку-то обрюхатил, ей ничего и не осталось другого, кроме как за меня просвататься. Это называется поставить перед фактом.

Когда Бритый Ли пришел домой, Сун Ган уже состряпал обед, разложил приборы и ждал брата. Ли с ощущением собственного превосходства уселся за стол, пренебрежительно посмотрел на еду и пробурчал:

— Директор артели вынужден жрать каждый день одну и ту же дрянь…

А Сун Ган не знал, что брат уже официально стал начальником, он думал, что Ли — по-прежнему самопровозглашенный директор. Сун Ган рассмеялся, придвинул миску и начал есть. Тут только Ли извлек на свет божий бумагу из уезда и протянул брату. Продолжая жевать, Сун Ган прочел ее до конца и тут же подскочил со стула. Он кричал с набитым ртом что-то невразумительное. Сплюнув в кулак, Сун Ган сделал глубокий вдох и завопил:

— Бритый Ли! Да ты и впрямь…

— Товарищ директор, — уверенно поправил его Ли.

— Товарищ директор! Да ты и впрямь директор!

Голося от радости, Сун Ган запрыгал по комнате. Из его губ вырывались вопли «товарищ директор!». Сжимая кулаки, он три раза хлопнул брата по груди — пережеванная еда полетела наружу, прямо на физиономию Бритого Ли. Тот заржал, отирая лицо. Сун Ган продолжал колотить его по груди, а Ли уворачивался, как мог. Они бесились, как дети — так было, когда Сун Ган вернулся из деревни. Сун Ган носился по дому за Ли, а новоиспеченный директор улепетывал что было мочи. Они повалили все стулья и табуретки, врезали по столу так, что он накренился, а еда вылетела из мисок. Только тогда Сун Ган опустил кулаки и, вспомнив, что они запачканы едой, вытер руки тряпкой. Потом он собрал вывалившуюся еду в миски, поднял упавшие стулья и сделал вежливый жест в сторону тяжело дышавшего Ли:

— Товарищ директор, прошу к столу.

Еле дыша, Ли замотал головой:

— Я, директор артели, буду есть лапшу саньсянь.

У Сун Гана загорелись глаза, и, махнув рукой, он сказал:

— Верно! Съедим лапши, отметим-ка.

Поглядев с пренебрежением на домашнюю еду, он похлопал брата по плечу и вышел из дому. Сун Ган запер дверь и, сделав несколько шагов, остановился спросить у брата, сколько стоит миска саньсянь. Ли ответил, что три цзяо пять фэней. Кивнув, Сун Ган подошел к двери и, припав к ней, развязал штаны. Пошарив там немного, он вытащил семь цзяо и положил деньги в нагрудный карман. В приподнятом настроении Сун Ган зашагал вперед.

— Теперь ты директор, а я твой брат. Не стоит мне больше на глазах у всех искать деньги между ног. Нельзя, чтоб тебе было из-за меня стыдно.

Братья, словно герои-триумфаторы, пошли по лючжэньским улицам. Бритый Ли сжимал в руке бумагу из уезда, и Сун Ган два раза останавливался посмотреть на нее. Встав посередь улицы, он громким голосом декламировал приказ о назначении, а дочитав до конца, проникновенно говорил брату:

— Я правда так рад.

Едва они вошли в столовую «Народная», как Сун Ган от порога закричал тетке-кассирше:

— Две порции саньсянь!

У кассы он вытащил из кармана приготовленные семь цзяо и со звонким шлепком положил их на прилавок. Тетка от этого перепугалась не на шутку и проворчала:

— Всего-то семь цзяо. Да если б это были десять юаней, и то не стоило б так пыжиться.

Доев лапшу, братья, обливаясь потом, побрели домой. На обратном пути Бритый Ли трижды разворачивал свою бумагу и показывал знакомым, а Сун Ган два раза останавливался и читал ее вслух. Дома Сун Ган велел ему сохранить документ как следует, боясь, как бы Ли его не посеял. На это Ли ответил словами Тао Цина:

— Какой же ты бесцеремонный. Эту бумагу нужно сдать в архив организации, я теперь — госслужащий.

От этих слов Сун Ган обрадовался еще больше. Он подумал, что брат у него в самом деле необыкновенный. Взяв бумагу в руки, Сун Ган в последний раз принялся жадно есть ее глазами. Дочитав до конца и вспомнив, что больше он ее не увидит, Сун Ган расстроился. Но он тут же нашел решение: достал лист чистой бумаги и аккуратно переписал приказ черной тушью. Потом он осторожно перерисовал красной тушью печать. Бритый Ли не помнил себя от восторга — все твердил, что печать Сун Гана вышла даже лучше настоящей. Дорисовав, Сун Ган улыбнулся, словно у него гора с плеч свалилась. Вернув бумагу брату, он взял в руки свой экземпляр и сказал:

— Теперь можно будет читать эту.

За зарплату братьев отвечал Сун Ган. Всякий раз перед тем, как потратить деньги, он советовался с Ли и добивался его согласия. Когда Ли официально стал начальником, Сун Ган по собственному почину купил для него черные кожаные ботинки. Он сказал, что раз теперь Бритый Ли стал директором, нельзя ему больше разгуливать в старых потрепанных кедах, нужно ходить в блестящих ботинках. Увидев ботинки, Ли обрадовался и принялся, загибая пальцы, считать: от уездного секретаря досчитал до главы уездной администрации, от главы администрации — до директоров нескольких крупных заводов. Выходило, что все уважаемые люди в Лючжэни ходили в черных кожаных ботинках.

— Так я тоже уважаемый человек, — сказал он.