Юй Хуа - Братья

— Какой из Бритого Ли мне противник.

Мужики с фабрики подумали про себя, что Писака повредился в уме. Отозвав в сторонку врача, они решили узнать у него, уж не лишился ли начальник от побоев рассудка. Врач замахал руками и сказал, что все не настолько серьезно. Просто Писака немножко бредит.

— Проспится — будет как новенький, — добавил он.

Слухи о том, что следующей жертвой Бритого Ли должен был стать Стихоплет, вскоре дошли до самого Чжао. Стихоплет ругался очень редко, но тут не выдержал, побелев от гнева, хмыкнул и матюгнулся:

— Мудила несчастный.

Стихоплет рассказывал всем и каждому, как он двенадцать лет назад измывался над Бритым Ли и как малолетний Ли, распустив сопли, падал на улице от его подсечек. Чжао твердил, что Бритый Ли — настоящее дерьмо, уже в четырнадцать лет взялся подсматривать в сортире за бабами. А когда Стихоплет поймал его, он затаил в сердце недоброе, только и думал, как бы отомстить. Вспоминая о прошлом, Стихоплет заливался румянцем, а голос его звучал все звонче. Но тут всегда находился кто-нибудь, кто вспоминал, что Бритый Ли обещал отделать Стихоплета, чтоб вышло на свет его настоящее лицо. Чжао мгновенно бледнел и дрожащим от злости голосом говорил:

— Сперва я его отделаю. Увидите, как я сперва выколочу из него всю дурь, станет у меня интеллигентом: матюги все забудет, станет вежливый, обходительный, культурный…

Кто-то в толпе заржал и спросил:

— Да если так бить станешь, глазом не успеешь моргнуть — превратится он в Стихоплета Ли, разве нет?

Услышав это, Чжао сначала остолбенел, а потом забурчал:

— Ну и пусть его, пусть становится.

На улице Стихоплет бахвалился, но дома он чувствовал себя слабым. На душе у него было неспокойно. Чжао думал, что если б пришлось ему драться с Писакой не на жизнь, а на смерть, то он бы, наверно, одерживал верх совсем недолго, да и то вряд ли. А ведь Бритый Ли отколошматил Писаку так, что тот был не в силах дать сдачи, бредил и вообще принял своего обидчика за Ли Куя — об этом судачили все лючжэньцы. Стихоплету мнилось, что и сам он падет так же бесславно, если даже не хуже. Бритый Ли казался ему безалаберным юнцом, который избивает всех почем зря. Он двадцать восемь раз впечатал свой кулачище в физиономию незадачливого Писаки, который от этого начал бредить, чего с ним раньше никогда не бывало. Спрашивается: если этот Ли вмажет Стихоплету те же двадцать восемь раз, не останется ли он после этого на всю жизнь дурачком? Поэтому Стихоплет старался поменьше ходить на улицу, а уж если от этого никак нельзя было отвертеться, то озирался по сторонам, как разведчик на задании, и прислушивался к каждому шороху. Как только он получал сведения о противнике, тут же нырял в ближайший переулок.

После избиения Писака пролежал в больнице два дня и еще месяц — дома. Бритого Ли вызвал к себе в контору Тао Цин и пропесочил как следует, а больше ему за это ничего не было. Народ в лицо спрашивал Бритого Ли: зачем он избил интеллигента Лю и превратил его в простого трудягу Лю Чэнгуна? Ли клялся и божился, что он здесь ни при чем.

— Это не я, это Ли Куй, — с улыбкой добавлял он.

Когда Писака оказался в больнице, Сун Гану на душе стало тревожно. Хотя Писака и рассердил его, Сун Ган считал, что Ли был неправ. Он собирался навестить Писаку, но боялся, как бы не расстроить этим брата, и поэтому все время откладывал свой визит. Тем временем дело пошло к выздоровлению и Писака вот-вот должен был снова объявиться на боевом посту. Сун Ган понял, что больше откладывать нельзя, и решил сказать брату.

— Надо бы пойти проведать Писаку Лю, — промямлил он.

Ли, махнув рукой, ответил:

— Хочешь идти — иди, я не пойду.

Сун Ган продолжал гнуть свое. Он сказал, что если побил кого-то, то хорошо бы наведаться к нему не с пустыми руками. Бритый Ли никак не мог понять, что хочет от него брат.

— Че ты там бурчишь?

Сун Гану пришлось сознаться, что он собирается купить немного яблок и пойти проведать Писаку. Услышав про яблоки, Ли сглотнул и сказал, что он ни разу в жизни не ел яблок.

— Какого черта ему такая честь?

Сун Ган замолчал и понурил голову. Ли понял, что ему неловко, и, похлопав брата по плечу, произнес:

— Ладно, купи несколько яблок, сходи его проведать. — Сун Ган растроганно улыбнулся, а Ли, покачав головой, произнес: — Плевать на яблоки, я вот чего боюсь: с таким трудом я из него всю интеллигентность вышибал, как бы, откушав яблок, он опять не взялся за старое.

Сун Ган купил с фруктового лотка пять яблок и сперва пошел домой. Самое большое и румяное он отложил для брата, а оставшиеся четыре упаковал в старый портфель. С портфелем в руках Сун Ган пришел к Писаке, который к тому моменту уже совсем поправился, сидел во дворе и трепался с соседями. Услышав голос Сун Гана, он тут же вошел в дом и улегся на кровать.

Сун Ган осторожно вошел в дом. Писака, прикрыв глаза, лежал в постели. Когда Сун Ган подошел к нему, Писака зыркнул на него одним глазом и тут же снова зажмурился. Постояв немного перед кроватью, Сун Ган прошептал:

— Прости.

Писака снова бросил на Сун Гана быстрый взгляд и закрыл глаза. Постояв немного, Сун Ган раскрыл портфель, вынул из него яблоки и положил на стол со словами:

— Яблоки я на столе оставлю.

Услышав про яблоки, Писака распахнул глаза и сел. Он увидел на столе четыре яблока и расплылся в улыбке.

— Какая учтивость, — сказал он.

Писака схватил одно яблоко, потер его немного о простыни и срочно откусил кусок. От счастья глаза у него стянулись в щелочки, он звонко чавкал яблоком и смачно сглатывал. Как и предсказывал Бритый Ли, съев яблоко, Писака тут же стал такой, как раньше. Он принялся с сияющим видом рассуждать о литературе, словно бы между ним и Сун Ганом ничего не произошло.

Прошло полгода. Поскольку случая отделать Стихоплета так и не представилось, Бритый Ли позабыл о своем обещании. Ему теперь было не до того — он стал начальником артели. Когда Ли только появился на предприятии, один хромой заправлял там всеми делами, а другой был его заместителем. Не прошло и полгода, как оба они с радостью стали слушать приказания Бритого Ли.

Ему было всего двадцать лет, когда он стал большим начальником. В артели кроме него трудились двое хромых, трое дебилов, четверо слепых и пятеро глухих. Из года в год артель не вылезала из долгов, и вечно приходилось идти к Тао Цину за помощью. Денег на расходы у него в управе и так было немного, так что он еле сводил концы с концами. Артель была его детищем, и Тао Цин надеялся, что он сможет решить таким образом проблему, как содержать четырнадцать инвалидов. Но мало того что артель не приносила прибыли, так ему еще и приходилось все время отстегивать новые деньги, чтобы покрыть долги. Тао Цин принял на работу Бритого Ли только из-за мольбы его матери, он и думать не мог, что за первый же год Ли сумеет превратить все долги в прибыль. В итоге не только удалось выплатить зарплату четырнадцати инвалидам, но и заработать пятьдесят семь тысяч двести двадцать четыре юаня. На следующий год все было еще круче: до Тао дошло больше ста пятидесяти тысяч, а прибыль на душу составила целых десять. Глава уезда при виде Тао Цина расплывался в улыбке. Он твердил, что Тао — самый состоятельный на весь Китай глава гражданской управы, а потом тайком выпрашивал у него подачки, чтоб заткнуть дыры в уездном бюджете.