Алексей Курилко - Земля вращается со скрипом

— Я не понимаю, о чем мы спорим?

— Мы не спорим, мы дискутируем.

Когда мы вышли на улицу, я сказал Карманчику тоном серьезным, на какой только был способен:

— У меня к тебе архиважный и сверхактуальный вопрос. Обещай отвечать честно как на духу. Как родному.

— Ничего себе. Я уже волнуюсь.

— Пойми, крайне важно знать правду. Для истории.

— Спрашивай. Попробую.

— Ты влюблена в Дуче? Как женщина?

Карманчик растерялась, покраснела, смутилась, побледнела, разволновалась, тряхнула головой, округлила глаза и вновь заалела щечками…

— Э-э… я… э… не могу тебе ответить…

Собственно, это и был ответ на мой вопрос.

— Нет… э… — продолжала она лепетать. — Я люблю его как педагога… Он дорог мне и как человек и как…

— Пароход.

— Вот почему я не хотела отвечать, — сказала она, поджав губы.

— Почему?

— Ачто бы я ни ответила, ты мой ответ все равно бы обстебал.

— Помилуйте! — воскликнул я. — «Да неужели я из тех, которым цель всей жизни — смех?»

Приезжаю с корпоратива домой.

Малой уже спит, свернувшись калачиком. Котя сидит перед монитором компьютера, играет…

С первого же взгляда, брошенного на Котю, понимаю, она подшофе. Настроение мгновенно падает.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Ничего, — сухо отвечает она.

Но в атмосфере чувствуется напряжение. Ладно, думаю, пускай дозревает.

Поужинав и выкурив сигаретку, возвращаюсь в комнату. Сажусь в кресло.

— Рассказывай.

— Да что рассказывать! — нервно реагирует она, волнуясь, словно море перед бурей. — Звонит мне сегодня Карманцева-младшая — и благодарит. Спасибо, мол, что ты отдаешь мне роль Слепой.

— В смысле?

— Ей Дуче сказал, что я отдаю ей играть Слепую.

— А это не так? — спрашиваю.

— Ну нет, конечно! — кричит она.

Я поморщился: с детства не переношу громкого шума. А она, когда волнуется, — всегда орет. «Скоро грянет буря!»

— Давай я позвоню Дуче.

— Не хочу! Я уже звонила. Начал что-то вилять. Он, мол, такого не говорил. Она его якобы не так поняла. Речь якобы шла о ней как о дублерше. Блин, какой же он все-таки подлый. Подлее его только тот, кто бесшумно пукает в переполненной маршрутке. Тебе смешно? Супер! Меня из театра выживают, а ему смешно.

— Никто тебя не выживает.

— Предатель!

— Я-то тут при чем?

— Ты ни при чем! Ты всегда ни при чем! Тебя никогда ничего не касается! Тебе на все начхать! Он и так трех актрис уже выгнал!

— Он говорил, что они сами ушли.

— Ушли! Он их выжил!

Слово за слово. Разгорается ссора. Взаимные упреки сменяются обоюдными оскорблениями.

Ложимся спать отдельно. Котова с малым. Я раскладываю кресло-диван.

Утром выяснение отношений возобновляется, но спокойнее, «халаднакровней»…

— Ну и за что ты меня вчера обложил?

— Я не люблю, когда ты пьешь.

— А когда ты пьешь?

— Я мужчина, — говорю.

— Я женщина, — парирует она.

— Я помню, — говорю.

— А я нет!

— Оно и видно, что ты забыла о том, что ты женщина, что ты мать. Короче, пойми, нельзя тебе пить. Это плохо. Опасно и некрасиво. Запомни, если сама не можешь понять, тебе пить нельзя!

— Тебе можно?

— Да что ты заладила! Ты, тебе! При чем тут я? Ты делай, как я говорю, а не как делаю! Не плохому учись, а хорошему!

— Чему, например?

В последнее время всякая ссора с Котовой заканчивается неизменным: «Ну так давай расстанемся!» Живу как в гостинице.

И снова начались мои мытарства по чужим квартирам.

Три дня провел у сестрички, потом заехал к Самойленко. Познакомился с ее парнем по фамилии Яичко. Он оказался парнем говорливым, коммуникабельным, с ходу перешел на «ты», но сделал это мягко, естественно.

Предложил «покурить».

— Я не любитель, — говорю, — легких наркотиков. Я тяжело вес… в прошлом.

Они покурили на двоих. Ира сразу принялась подхихикивать, настраивала себя на веселье.

Но разговор веселым никак не получался. Яичко мне сказал:

— Был на трех спектаклях. Это что-то! Тебе надо поступать в профессиональную труппу…

— «Лучше быть первым в Галлии, чем вторым в Риме».

— Тебе нужно в Москву! В Москву! Украина — провинция. Эх! Было время я тоже блистал. В студенческом КВНе. Вот послушай: «Свой первый сексуальный опыт я получил в давке общественного транспорта». Ну как, смешно?

— Не без этого.

— Автор перед тобой! — гордо сообщил он. — Или вот — пожалуйста: «На велотренажере далеко не уедешь». Смешно?

Ира нажарила картошки. Мы распили по бутылочке пива.

Шутки ради Ира хотела научить меня танцу живота.

— Это легко. Представь, что у тебя в заднице карандаш и ты пытаешься нарисовать цифру восемь…

— Что?

— Я говорю, представь, что у тебя в заднице карандаш…

— Сама представь.

Потом я курил на балконе, а они целовались на кухне. Откуда-то сверху доносилось плаксивое:

Я теперь для милой ничего не значу. Под чужую песню и смеюсь и плачу. Взгляд притягивало темно-фиолетовое небо, татуированное звездным крапом.

В который раз я ощутил невыразимость беспричинной грусти.

На следующий день Бурый после спектакля отвез меня к Дине. Ее родители на неделю уехали в Египет.

Дина Шталь — студийка из последнего набора. Миниатюрная и элегантная, как современные куклы.

Глядит на меня детским доверчивым взором.

— Сколько тебе лет? Ты к нам прямо со школьной скамьи?

— Со студенческой. Киевский национальный институт культуры.

— Угораздило. И кто ты по профессии?

— Режиссер эстрады. А еще я девять лет занималась бальными танцами.

— Я тоже занимался танцами, — говорю, вспомнив вчерашний сорокасекундный урок Самойленко.

— Правда? — изумилась Диана Шталь. — Бальными? — Хуже. Глобальными.

Квартира у Дины двухкомнатная. Она постелила мне в дальней — меньшей комнатушке. По плакатам на стенах я догадался, что комната ее.

В полночь она вошла ко мне в короткой атласной ночной сорочке. (Ну не ровно в полночь, а где-то около того).

Я лежал уже в постели и рассматривал роковые лица на плакатах — лица исполнителей рока.

— Устроился? — хлопая ресничками, спросила она.

— Да, спасибо.

Возникла неловкая пауза. Собственно, мы оба понимали, зачем она пришла. Но она не решалась начать, а я не знал, как бы это поделикатней предотвратить.

— Знаешь, — выдавил я из себя, преодолевая смущение, — я не трахаюсь с девственницами.

— Перестань, — мягко улыбнулась она. — Я потеряла девственность в девятом классе.

— Что значит потеряла? Теряют ключи. Контроль над собой. Счет времени, в конце концов.

— А девственность?

— Ее лишаются.

— Хорошо! В девятом классе я потеряла ключи и контроль над собой, в результате чего лишилась девственности.