Алексей Курилко - Земля вращается со скрипом

Мы оба, словно сговорившись, останавливаемся.

Она проходит мимо, обдав пахучим ароматом, и Шурбин ей вслед восхищенно восклицает:

— Эх, а кто-то же имеет такую красоту! Услышав его, она оборачивается:

— Имеет! Такой же балбес, как и ты.

И мы возобновляем свой прерванный путь.

— Акунин признался, что женщина, которая матерится, — сексуальна.

— Откуда ты это высосал, — спрашиваю.

— Прочел интервью в журнале «Афиша».

— «Афиша»? Серьезно? А на хрена они это афишируют. Солнце жарит немилосердно. Мне нравится такая погода.

Я люблю солнце. Я заряжаюсь от него. Как батарейка. А люди кругом страдают.

— Снимаешься где-то? — интересуется Шурбин.

— Не-а.

Шурбин с трудом скрывает ликование. Все в порядке, не ему одному не прет. Но вот его лицо омрачилось.

— Такое у меня предложение сорвалось. Все из-за плохого украинского. Ох, блин! Зачем Господь поселил меня в это паскудное время в этой паскудной стране!

— Для массовки.

— Уколол, — говорит он.

— Знаю. Это больно.

— Ты ведь специально делаешь из себя человека хуже, чем ты есть.

— Специально.

— Зачем?

— Давай быстрее. Опаздываем.

Что мне ему объяснять. Я знаю, что Дуче щупал его на предмет возможной замены, когда я пил, и он дал свое согласие. Я знаю, что нажравшись раз, он кричал, что я зазвездился. Знаю, что он жаловался, будто в паре со мной он чувствует себя всегда на втором месте, что я подавляю его. А еще…

Однажды утром на радиостанции отключили свет. Выйти в эфир мы не могли, и я, от нечего делать, позвонил Шурбину и сказал, изменив голос:

— Вас беспокоят со студии «ТриТэ». Меня зовут Олег Глумин. Я ассистент режиссера по набору актеров. Мы скоро запускаем многосерийный фильм о жизни Михаила Булгакова. У нас с 10-го по 15 июня состоятся пробы на главную роль. Мы хотели бы пригласить на пробы… Леонида Курилко. Вы не подскажете, как его найти?

В ответ я услышал:

— Курилко?.. Э… Я, к сожалению, не знаю его телефона. У него новый номер. Но я ему передам ваш. Сегодня вечером. Он перезвонит.

— Хорошо, — согласился я, обалдевший от удивления. Номер мой не менялся более трех лет.

Стоит ли говорить о том, что вечером Шурбин и словом не обмолвился о звонке Олега Глумина.

Я не сержусь. Не обижаюсь. Я понимаю его. Стараюсь понять. Но подпускать ближе, чем это нужно для совместной работы, не хочу. Мы партнеры. Всё.

Собрание прошло на высоком эмоциональном позитивном уровне. Подвели итоги. Наметили планы на будущий сезон. Дуче выдал денежные премии в конвертах. Вновь кто-то попытался поднять вопрос о переименовании театра. Но менять его поздно.

Помню, мы сидели у Бурого и думали о новом названии. Ничего путного в голову не приходило. Вдруг Марина предложила: давайте, мол, откроем первую попавшуюся книгу, не глядя откроем посередине и возьмем третье слово третьей строчки. Мы торжественно поклялись, что какое бы ни было слово, оно и станет названием нашего коллектива. Сказано — сделано. Бурый берет книгу, раскрывает…

— Слово… распирало.

— Чего?

— «Меня снова распирало чувство гордости». Распирало.

— А че, — говорю, — нормально. Киевский театр итальянского происхождения «Распирало»…

В заключение Дуче толкнул речь. Среди прочего он сказал:

— Зритель голосует ногами. В этом году на большой сцене мы сыграли девяносто семь спектаклей. И на всех спектаклях, не только премьерных, были аншлаги. «Черный карат» — коммерческое объединение. И мы доказываем, что с помощью театра можно зарабатывать деньги. Но следует помнить, что мы находимся в самом начале пути. И в следующем сезоне надо будет работать еще больше и еще лучше. Зритель любит нас. Верит нам. Мы должны оправдать зрительские доверие и любовь.

Потом был банкет.

Мы провозглашали длинные смешные тосты, выпивали и закусывали.

— В идеале… — повторял во главе стола Дуче, — это в идеале…

— Что он говорит? — спросил меня Волос. — Ничего не слышно.

— Он говорит: Вуде Ален, — отвечаю. — Вуди Ален.

— Ладно, — сказал Волос. — О чем я до этого говорил?

— А ты говорил о том, что у тебя память хорошая.

— А, да! А к чему я это?..

Спустя уже полчаса все наши голоса смешались в общий гул. И было не ясно, кто кому говорит, кто кого слушает. Бурый кричал:

— История следующая. Как-то зимой я очень заболел. У меня был бронхит и при этом еще и кашель.

— Другая история есть? — перебивает Волос, состроив кислую мину.

— А эта чем не подходит? — вступился быстро окосевший Кир.

— С этой все ясно, — ухмыльнулся Волос. — Понос и бронхит. Называется: «попробуй кашляни».

Долетает обрывок диалога откуда-то из-за спины:

— …пришлось. Искусство требует жертв.

— Теперь в зале жертвы требуют искусства. Издалека доносится:

— Предлагаю за это выпить!

Я продолжаю объяснять Арестовичу:

— В этой жизни нужно попробовать все.

— Правильно, — иронизирует он, — ты уже пробовал надевать штаны через голову.

— До пенсионного возраста, — говорит Амиран, — сейчас доживает восемьдесят процентов женщин, а мужчин лишь сорок процентов.

— Это упрек?

— Это статистика.

— Статистика? А звучит, как упрек. Сбоку слышу женский голос:

— Мне вы говорите одно, ему — другое. Как это понимать? Впрочем, ладно. В конце концов это ваше личное дело. Вернее, двуличное…

Ко мне протискивается Самочка:

— Курилочка, как ты относишься к дуракам и хамам?

— Я их обожаю! Об них я точу остроумие!

— Мой оказался дураком и хамом!

— Да ты что? Яичко? Рядом возникает Седой:

— Классно выглядишь! — сказал он Самойленко. — Я бы тебе впердолил.

Шокированная Ирэн, расширив гранитные глаза, признается:

— Даже не знаю, как к этому отнестись… Не фига себе или хи-хи?

Стоящая неподалеку Карманцева подсказывает:

— Смотря кто говорит. Когда Танелюк, тогда — хи-хи.

— Спасибо, Наташа, — благодарит Танелюк. — Тебе бы я то же впердолил.

И снова кто-то требует:

— Предлагаю за это выпить.

В помещении стоит гвалт. Уже себя не слышишь.

— А почему в этом году не готовили капустник?

— Передайте хлеба!

— А мне — зрелища!

— Где Волошук, он обещал спеть.

— Предлагаю за это выпить!

— Ты с ней спал?

— Нет, я с ней бодрствовал.

— Да передайте хлеб!

— У кого ключи от гримерки?

— Мы тогда выходили на поклоны одиннадцать раз!

— Я тебе щас морду набью!

— Предлагаю за это выпить!

То ли под действием алкоголя, то ли от полноты бытия, но я почувствовал, что все-таки люблю это сборище неудачников. Я сросся с ним.

Гуляй, родимый террариум единомышленников!

Ко мне подошла Котова:

— Нагулялся, кобель?

— Ты ведь знаешь, Котя, я верен тебе, как Одиссей.