Давид Лившиц - Забыть и вспомнить

Я глупый, глупый Дон Кихот.
Я в каждой вижу Дульсинею,
Готов склониться перед нею
И нежность – всю! – пустить в расход.
Я глупый, глупый Дон Кихот.
Добро и справедливость сея,
Вступал я в драку за идею,
И, битый, снова лез вперёд.
Да я ль один? С времен Антея
Мир донкихотами оброс…
А вот, была ли… Дульсинея?
Вопрос!

Дни бывают белые,
Дни бывают чёрные,
Дни бывают смелые,
Дни бывают вздорные.
Кто приготовляет их?
Как распределяют их?
Что Петру? Что Павлу?
По какому правилу?
В суете и хлопотах
Как дано постичь их,
Схожих, словно роботы,
Без примет отличия?
Я б на белом вздёрнул
День, который вздорный,
И который серый,
И который чёрный!

Такие сумасшедшие бывают
Морозы в наших дальних городах,
Что лопается краска на трамваях
И кожа – на обветренных губах.
Днём служим, вечера водку глушим,
Угрюмый не пытаясь прятать взгляд,
Быть может, и оттаяли бы души,
Да оттепели долго не стоят.
Июль придёт один в четыре лета
С теплом, - едва-едва достанет дней
Трамваям навести лик марафета
И людям иней обмести с бровей.

Мы рождались, юных рать,
Перед нами – пустоши.
«Время камни собирать!» –
Пастырь нас напутствовал.
И, сдирая руки в кровь,
Из старанья пущего,
Не за свой старались кров –
За Дворец Грядущего.
Были камни сложены,
Да прораб – уродина…
Никому мы не нужны,
Ни себе, ни родине.
Жилы обесточены.
Души в кровоточине.
В будущее пошлое
Загляделось прошлое.

Он лжец. Всё, что б ни сделал он,
Пронизано враньём и ложью…
Я был часами одарён, -
Его подарок взял я с дрожью.
Всё врут часы! Хоть лезь из кожи!
Хоть часового к ним приставь!
И я махнул рукой, устав,
Как на дарильщика похожи!
Пред Временем часы юлят,
Ему в минутную угоду,
То подхалимски зачастят,
То с ходу вдруг убавят ходу.
Ещё и полдень не прошёл,
А маятник мне ночь настукал,
И я бездарно день профукал, -
Ведь я себя по ним завёл!
Есть в нашей жизни радость – миг,
Есть в нашей жизни мера – вечность.
Но как подобострастны мы
Пред вами, Ваша Быстротечность!
Поставит стрелки Суета,
Пружину заведет Карьера,
И вот не стоит ни черта
Сама возвышенная эра!
Как часты наши те разы,
В которых, исключений вроде,
Нам время тикают часы,
Которые не мы заводим.

Вы думаете – безобразно зло?
Гнилой оскал, звериное обличье?
Когда б таким его вы знали лично,
То лично вам, считайте, повезло.
Одето зло в такие чудеса,
В такой наряд изысканный и чистый,
Что иногда попробуй, разберись ты,
Какой порок скрывает та краса.
Одето зло в такие же мантильи,
Что и добро. И очень редко цвет
Отметит белым чистый лик Одетт,
А чёрным – облик каверзных Одиллий.
Как часто мы у зла под каблуком,
Не ведая, что мы – в плену болезни,
Оно, как мы, и любит те же песни,
И говорит таким же языком.
Как часто ты с ним дружески знаком,
Не ведая, что ты в плену болезни.
Как часто, робко опуская вежды,
Достойное не лезет напролом…
Добро всегда питается надеждой,
А зло всегда питается добром.
Вот так слова и речи по себе
Не значат ничего – пустые кубки.
Покуда не наполнят их поступки,
В них звон пустой. Как гул в печной трубе.

Я потерял былую ловкость,
Былую гибкость потерял,
И вместе с ней утратил ковкость,
Как переживший срок металл.
И молотом неосторожным
(Не надо даже сильно бить)
Меня сломать, конечно, можно…
А вот в узор уже не свить!

«Где родился, там и пригодился».
Старая пословица не врёт?…
Я в земле российской народился,
Здесь и старт мне дан и – укорот.
Нынче все до пятого колена,
Чванясь, докопаться норовят,
Чтоб хоть этим нарастить степенность:
Не собой, так родичем богат.
Я не знаю, кто мои прапредки,
(Род не княжий, вот он и зачах),
Прадед, - говорят, - по отчей ветке
Лесоводил в гомельских лесах.
От дедов и наш посев российский
Где оранжерея, где дички;
Корень наш питали в зонах риска
Те же почвы, те же роднички.
И в моих, столь очевидных генах,
В элементах плазмы и крови,
Вся таблица милой ойкумены,
От болот до изумруд-травы.
Оттого, что русские дубравы
Не совсем под корень сведены,
Есть чуток заслуги, - пусть не славы
И с семейной нашей стороны.
Мог я стать не худшей частью сада,
Умножать плоды и зеленя,
Да службист, иль волонтёр-таксатор,
Часто выбраковывал меня.
Всё отдать бы людям на потребу:
Пустырей в округе дополна!
Сеятель! Зови, влеки, и требуй!
Не зовёт… хиреют семена.
Время с центробежной силой мчится,
И несёт, и сносит на края…
«Хорошо б отчизне пригодиться»…
Затихает в пульсе мысль моя.

В родном Свердловске льют дожди косые,
До злой зимы совсем немного дней.
«Евреи, убирайтесь из России!» –
Написано на каменной стене.
А рядом – знак фашистский.
Ах, мой город!
О чём стальные плачут провода?
О чём молчит, потупившись покорно,
Над горсоветом мокрая звезда?…
На городском пруду не стало чаек…
Ты потерпи ещё немного, Русь…
Тебе, отчизна, скоро полегчает:
Вот соберусь,
А там и уберусь.

Всё больше, всё чаще, всё круче, всё злее.
Терзают недуги родную страну.
Россия страдает, Россия болеет,
И в бедах своих видит нашу вину.
И тот, кто в обносках, и тот, кто в ливрее,
В слепом исступленье, взирая окрест,
Толмачит: во всём виноваты евреи,
Они – наказанье России и крест.
Когда б не они бы, не это отродье, -
Плодились сады, колосились угодья,
И рай был, когда б не они бы…
А мы?
Отныне и присно – печаль нам попутчик.
Воспримем покорно изгнания час.
И если России без нас будет лучше,
Пусть будет отныне Россия без нас.

У нас с ним родина одна.
Одна земля, одна страна,
Одна Россия без конца, -
Моя земля и – подлеца.
Нехорошо бывает мне
В его неласковой стране.
Но чудо – родина моя,
Страна, в которой вырос я.
Я бросил бы давным-давно
Его страну, коли дано.
Но как уйти, не знаю я,
С земли, которая моя?

Как быстро примирилась,
Что он уже не твой, -
Мальчишка этот крепкий
В пилотке со звездой.
Он даже той девчонке,
Что к станции бежит,
Как и родной сторонке
Не принадлежит.
Хотела бы погладить…
Да чувствуешь – нельзя,
Не ты – в шинелях дяди
Теперь его друзья.
Принадлежит мальчишка
На время – старшине,
На долгий путь – теплушке,
И навсегда – войне.
Цыганочке не верь ты,
Что встречу ворожит,
Он смерти, он бессмертью
Теперь принадлежит.
Принадлежит атаке
На тот последний дзот,
Где, вздрогнув, танков траки
Замрут, и мир придёт
Там где-то, у Потсдама,
Ломая синеву,
Он, охнув, скажет: «Мама…»
И рухнет на траву.
Взойдёт трава забвенья,
Сомкнут живые строй…
И с этого мгновенья
Он снова станет твой.