Давид Лившиц - Забыть и вспомнить

Рыжий лохматый пёс
С бельмом на одном глазу,
Свернувшись, как мокрый вопрос,
Мок под дождём в грозу.
Я рыжему двери открыл,
Ворчали неба басы,
Я на двоих разделил
Случайный кусок колбасы.
Пёс согревался, скуля,
Вода стекала, струясь,
Не мигая, смотрел на меня
Слепой виноватый глаз.
А когда заторчал в небесах
Рыжей радуги хвост,
И ушёл, собачья гроза,
Соседнего склада завхоз,
Рыжий лохматый пёс
В зубах своих кость принёс,
Положил к ноге и притих,
Кость, - одну на двоих.

Есть что-то грядущее в этих грядах.
Быть может - множественность горизонтов.
Меня
здесь
больше,
чем в городах,
где я - лишь пылинка в тени мастодонтов...
Здесь вечность песочные часы ворошит
И ценит простор в его сером убранстве...
Пустыня увеличивает пространство души
И мы продолжаемся в этом пространстве.

Снова гонит хамсин из пустыни песок,
Рядом Негев уткнулся отрогом в порог,
И скрипит вековая не пыль на зубах, -
Это предков далёких развеянный прах.

Скажем, если с неба звезды
Разложить на склоне гор,
Эти грузди, эти гроздья
Бездны
выложить в узор,
А в узорные террасы
Вплесть янтарь огней и трассы,
И в короны этих трасс
Вставить жемчуг и алмаз,
Электроны высшей пробы
Над провалом тёмных вод
Серпантином бросить в пропасть
К катафотам в хоровод, -
Вспыхнет новая туманность
Над ночною кутерьмой,
И возникнет Первозданность.
Сотворенье. День Восьмой.
Звёзды в небе - чётки Б-га,
А мерцающее лоно
Между двух крутых отрогов -
Копи царства Соломона.
А ещё бы с пирса, с кресла,
Уголок себе сыскав,
Всей фиесты слушать престо
И ловить с бокалом кайф, -
То и будет этот берег,
Где двойник его - Кинерет, -
Праздник и феерия, -
Сколок рая - Тверия.

Струя воды текла из крана,
И ветер той струёй играл,
И тень воды текла синхронно
На белом сколе голых скал.
И, как дублёры, эти горы
Чернели тенью на земле,
И жили ломкие повторы
Теней у солнца в кабале.
Моя у скального развала
Тень губ ловила тень струи
И так же жажду утоляла,
Роняя капельки свои.
И капля, та, что с губ спадала,
И, потеряв с губами связь,
С летящей тенью совпадала,
В конце пути соединясь.
Я умилялся совпаденью...
И зной мой слабый дух смутил:
Была ли тень моею тенью
Не я ли тенью тени был?

... Но вспомнил: было не однажды:
Вода!
Я поклонялся ей,
Пустыне, утолявшей жажду
Мою
И памяти моей.
Где Будущее с Прошлым зналось,
Обменивалось с ним глотком,
И Настоящее склонялось
Над неиссякшим родником.

Тем больше боль, чем дальше даль.
Нам дали длят воспоминанья,
не сокращая их,
но знанья
способны утолить печаль.
Здесь славно Пушкина читать
и находить в том утешенье,
что до прародины рожденья
его,
до Африки,
рукой подать.

Стрёкот ласковый с полей
Струйки поливальной,
Солнце - вечное оле -
Бабкой повивальной.
И, безводью вопреки,
На пустынном шлаке,
Как надежд моих ростки,
Стебельки и злаки.
Где-то, у речной дуги,
По утрам куранты.
Здесь - цветы, базар, долги
И репатрианты.
Где-то храмы на крови,
Братья-патриоты,
Здесь - в бейт-кнессете раввин
И в Сохнуте - льготы.
Что б, казалось бы, не жить!
Б-г дал хлеб и нишу.
Пусть сосед мне скажет - "жид», -
От такого слышу.
В ряд скамейки вдоль шоссе,
Полдень, посиделки.
Трисс ребристые плиссе -
Без единой щелки.
Знойно. Ройно. Глухо. Сухо.
Воздух - суше сухарей.
И комар зудит над ухом,
Как назойливый еврей.

День взъерошенный вспыхнул и спёкся
Не оставив луча от зари.
Только крапом приблудного флокса
Дотускнели вослед пустыри.
На востоке темнело по малости,
Ночь без жалости краски мешала,
На закате - цвета побежалости, -
Это солнце на запад бежало.

Отличила судьба, как магнит приручила,
Обучила дружить, на любовь обрекла,
А потом отлучила. Беды не случилось,-
Миражи отмиражились,- все и дела.
Тропки сводят людей, а разводят своротки,
Но душа, - и ничто не поделаешь тут, -
Как привычку, сама бережёт приворотки.
Это долгом ещё по-другому зовут.
Так садовник хранит увядающий сад,
Не сулящий ему ни плодов, ни соцветья,
Так, забытый хозяином пёс, из подклетья
Сторожит его сон в затяжной снегопад.
Так и мы. Хоть живём по законам суровым,
По чужим, - мы и нашим негромким верны,
Мы подставим плечо, мы поделимся кровом,
Даже с теми, кому ничего не должны.
Нас премудрым словам мудрецы обучили,
Но господь со своею ту мудрость сличил:
Мы в ответе за тех, кого приручили,
- Но не меньше - за тех, кто нас приручил.

Подняться утром, скажем так,
Поплавать с полчаса в бассейне,
Прочесть статейку о Хуссейне,
Засесть за письменный верстак,
Искать хорошую строку
И, не найдя, уйти в Монтеня,
Где ботает со мной не феня,
А дух высокий на веку.
Нам жаловаться не пристало,
Но время стылое настало
И стало некуда пойти,
С эпохою про вздор судачить?
Нам не с кем слово обозначить
И не с кем тему обрести.
Душа не требует признанья,
Но тёмный лаз в плоду познанья
Сверлит прожорливый сверчок.
И в этот лаз души утечка
Вершится. Догорает свечка.
А что без созерцанья речка? -
Обыкновенный самотёк.
Так я внутри себя вращаюсь,
И мудрой мыслью насыщаюсь,
И без остатка весь вмещаюсь
То в Мандевиля, то в Готье,
Обогащаясь, как рантье.
И всё затем, всё для того,
Чтоб ввечеру, чураясь сглазу,
В кругу друзей сказать не сразу
С утра придуманную фразу
Про праздник сердца моего:
Де, всё на свете дребедень, -
А вот Монтень!..
А что Монтень...

Стоит Авто у коновязи,
А рядом топчется Пегас
И просит: - Можно, - я в экстазе! -
Припарковаться возле вас?
Хоть вы и я из разной кожи,
Мы оба любим быстрый бег,
Да и фырчим мы так похоже,
И нас, как ни крути, а всё же
Один заездил человек.
Есть что-то близкое к паренью
В том, что нам каждому даёт,
Тебе - наземное движенье,
А мне - возвышенный полёт.
Отправимся вдвоём в дорогу,
Я покажу тебе Парнас,
И научу молиться Б-гу,
И Музы побратают нас...-
Машине вдиво эти речи,
От них такой струится флёр,
Что миг - и сами вспыхнут свечи,
И заведётся сам мотор...
К стоянке радуга рулила...
И ангелы слетали с крыш...
Но тут пришёл мужик - водило
И прошипел кобыле:
- Кыш!