Владислав Леонов - Мальчишка в сбитом самолете

— Старшина! Выдать наволочки и матрасы.

Старшина вывел нас во двор, к сараю, набитому сеном. Показал, как набивать этим сеном наволочки и матрасы, чтобы были как каменные. Набили, надышались сенным духом, поволокли пузатые мешки в казарму. Спали в ту ночь, как на сеновале, шуршали со всех сторон. Наутро — работа. Плотники-каменщики в рабочих робах отправились на объекты с пилами, топорами, молотками. Остальные мыли казарму, умывальник. Моему отделению приказано возить камень из каменоломни. «Хорошая работенка!» — радовался я. Но счастье было так туманно… Это я понял, когда погрузили тяжелые плиты в кузов первого тягача, а было еще два. А мускулистые эстонцы, равномерно и бесперебойно долбя каменную гору тяжкими молотами, приготовили камня на целый состав. Они работали, на нас не глядя, молча, и только моему подчиненному эстонцу, Юхану Тамму, обронили пару фраз, в которых вроде слышалось слово «курат».

— Что это такое? — спросил я Юхана.

Он, здорово помедлив, нехотя ответил: так тут ругаются, черта поминают.

— Нас, что ли? — посмотрел я на неприветливых каменотесов. Юхан промолчал.

Наверное, неприветливая земля рождает таких неприветливых людей. А может быть, просто мы их еще не знаем? Может, нужно получше к тому же Тамму приглядеться?

А где приглядываться, как не на работе. А работа сейчас у нас одна — уход за техникой, то есть чистка, смазка, заправка. Тем более тревогу обещают. Катаем по снегу бочки с соляркой, заливаем баки по горловину. Проверяем аккумуляторы, они у нас танковые, тяжеленные, по две штуки на трактор. Одному не унести, не поставить. По парку ходит батя, командир полка, проверяет свои владения, иногда в кабины заглядывает. Рассоха, чтобы полковник не полез в его тягач, намазал ручки дверей свежей белой краской. Подумал-подумал и раскрасил белым подфарники, провел круги по каткам. Подошел комбат:

— Что ты, молодой человек, военный тягач как петрушку разукрасил? Смыть! — Потом ко мне: — Показывай свой чих-пых, командир.

Я открываю кабину, капот, багажники. Капитан везде заглядывает. Вроде доволен.

— Так, хорошо. А как твои ребята?

А мои ребята лучше меня технику знают, мне подсказывают, помогают, все свободное время проводят у тягачей. А когда замерзнут, бегут в водогрейку. Есть такая избушка у нас, там масло и воду греют, чтобы в холодную погоду двигатели легче заводились. «Душегрейкой» зовут ее мои Сараи и Борщи. Юхан Тамм не любит сидеть там — чистюля. И трактор у него чистенький, в багажнике все уложено по порядку. У Рассохи в бардачках все навалом, много лишнего насобирал — пригодится. Зато всех выручит инструментом или нужным болтом. В кабине ничего лишнего, тут святое место, чистенько, даже шторки на окнах. Комбат смеется:

— Рассоха, Рассоха, у тебя не трактор — светелка девичья.

— В этой светелке не хватает тёлки, — острит Рассоха, парни хохочут, позже всех — Юхан.

Прошелся комбат по тягачам, похвалил меня, хотя какая моя в том заслуга. Да и обязанности невеликие: строевую с моим отделением провести, из парка в парк строем проводить, на турнике упражнения показать. Коня стараюсь обходить, пока Пирогов не заметил. Ему, кажется, не до меня, своих забот хватает, и служебных и личных. Когда дело личное сразу видно: не знает, бедный, как подойти, с чего начать. Прихожу на помощь:

— Товарищ старший лейтенант, у вас что-то случилось?

— Да понимаете, нужно семью встречать, а у меня занятия.

— Зато у меня — чистка техники, а мы ее уже почистили. И соляркой не обливали. Так что техника в порядке, можно вождением заняться.

— Так вождение у нас по расписанию в среду, — мнется, не дается Пирогов.

— А вы, товарищ старший лейтенант, воевали тоже по расписанию?

Мнется, размышляет.

— Если под вашу ответственность, товарищ сержант.

— Слушаюсь, под мою личную ответственность!

Беру с собой Рассоху и Юхана. Балабола и молчуна.

На КПП скучает заспанный Петя-шахтер. Шапка на макушке, воротник поднят. Заглянул для порядка в кабину, в кузов, ничего запрещенного не нашел. Отметил в журнале время выезда, поднял шлагбаум:

— На вождение?

Рассоха тут же в ответ:

— Это что за наваждение отправляет на вождение?

Отъехали уже порядком, когда до Юхана дошло — засмеялся.

Особенности здешнего вождения я уже освоил. Во-первых, нужно опасаться встречных грузовиков: эстонские молчаливые водители любят бешеные скорости, летят, едва не задевая тебя, не посторонятся перед грозной техникой, каменно сидят в кабинах в своих кожаных кепочках. Перед встречными повозками лучше вообще проползать на малой скорости, сбавляя газ: лошаденки тут нервные, встают на дыбы, норовя телегу опрокинуть.

И еще одно. Здесь привыкли ставить на дороге фляги с молоком, их потом забирают на завод. Так не вздумай наехать на такую флягу — криков не будет, но с лопатой мужик выбежит.

Да и в местный придорожный магазин заходи с осторожностью. Если ввалишься с гоготом, с топотом, будешь лезть через голову товарищей: «Теть, бритву дайте!», не заметит тебя миловидная, светлоглазая «тетя». Мы в таких случаях запускаем вперед Юхана. Войдет тихий мальчик, улыбнется, головку наклонит:

— Тере!

— Тервист! — ответит миловидная.

И покупай, что душа пожелает, на все три рубля!

Сейчас не до магазинов нам, на станцию спешим. Соображаем, влезет ли багаж в кузов, не мало ли мы грузчиков взяли. Где поезд? Нету поезда. Сидит на лавочке перед вокзалом черноглазая женщина в теплом платке, рядом девочка стоит, закутанную куклу держит, мне варежкой машет:

— Сюда, сюда! Здравствуйте! Чего ж так долго? Мама замерзла вся!

— Тере! — говорю я Галинке. — А где ваш багаж?

— Нет у нас багажа! — поднимается женщина. — Нам по всем гарнизонам сундуки возить трудно.

И идет к тягачу с чемоданом в руке, с рюкзаком за спиной. Мы, конечно, чемодан и рюкзак отобрали, в кузове пассажиров разместили, потихоньку, без тряски поехали.

На КПП Петя-шахтер опять в кузов заглянул, всмотрелся в полутьму, узнал:

— Ой, здравствуйте! Как доехали?

— Спасибо, доехали, — ответила жена Пирогова, высовываясь и оглядывая здешний серенький пейзаж. — Школа, магазин, баня есть?

А про жилье и не спросила, только молчком обошла его вокруг, повздыхала. Домик был отдельный, с крылечком, с садиком, с удобствами во дворе, с умывальником на кухне. Пахло свежей краской, струганым деревом.

— Заходите в хату, гости дорогие, — пригласила она нас.

Пока мы топтались в нерешительности, Галинка по-свойски взяла меня за руку и повела в натопленную комнату, посреди которой, в брюках, в белой рубашке и домашних тапочках, стоял Пирогов.

— Папа! — повисла на нем Галинка.

— Пашка! — обняла их женщина.