Юнас Гардель - Детство комика. Хочу домой!

— Не сейчас, Даниель, у меня нет времени.

— Сейчас! — просит отчаявшийся Даниель. Он сжимается, чтобы снова стать младенцем, пытается обнять ее еще раз. Сейчас, сейчас, сейчас.

Но Рут не отвечает на его объятия. Она берет его за руку и решительно говорит:

— Ты уже не маленький.

И тогда Даниель отпускает ее.

Как висящий над пропастью отпускает камень. Никогда больше он не обнимет ее. У него кружится голова от мысли, что камень падает в последний раз. Он падает так долго, что Даниель даже не слышит, как он ударяется о землю.

В глазах слезы, которые Рут видеть не должна. Он бросается прочь из кухни, в желудке противно болтаются макароны и котлеты. Из носа текут сопли, и рыдания уже на подходе.

Прочь. Он хватает календарь. Шапочка «АИК» надвинута на лоб. Даниель вне себя. На скамейке в парке Васа он открывает все окошечки в календаре.

И даже рождественское окошечко.

И раскаивается. В рождественском окошке нарисована елка с грудой подарков. Ему хочется плакать.

Двадцать второе ноября. Все испорчено. Он отшвыривает календарь.

Камень ударился о землю. Ничего не осталось. Две вороны, покружив над его головой, садятся на маленькое застывшее деревце, даже не каркнув.

Даже не каркнув.

Когда Даниель возвращается домой, Рут уже вымыла посуду. Тарелки красуются на сушке, клеенка вытерта. Даниель старается незаметно прошмыгнуть в свою комнату, чтобы не разговаривать.

Почистив зубы, он натягивает пижаму и заползает в постель, не сказав никому «спокойной ночи».

Даниель не знает, любят ли его. Мама, папа. Он не знает. С чего бы им любить его? Он ведь ничего не умеет, вечно молчит. Иногда он думает: «Если бы они могли выбирать, выбрали бы они меня?»

Нет такого закона, по которому родители должны любить своих детей.

Он натягивает одеяло до самых глаз, и проходит немало времени, прежде чем он засыпает.

Так больно не знать.

Когда Рут и Ракель были маленькими, они купались каждый день. Ванна была на львиных лапах и отзывалась эхом, когда по ней стучали. Ракель всегда пи́сала в воду. Рут было противно. Затем Милдред вытирала их насухо и отправляла в отцовскую комнату, где отец заставлял пить рыбий жир.

Он говорил, что это полезно, но Рут от рыбьего жира рвало.

После того как ее рвало, она полоскала рот и в качестве утешения получала карамельку, которую сосала, засыпая.

Рут казалось, что она ненавидит отца.

И он заболел, а потом умер.

Рут ухаживала за ним, пока он умирал. Она только что сдала экзамен на медсестру. Смерть ее страшила.

Она держала отца за руку. Чью руку она держала? Рука становилась все холоднее и холоднее. Рут была там, но все, чему ее научили, исчезло, — все, что она умела.

В почти темной комнате остались только он и она. Потом только она.

Она вышла из комнаты. Посмотрела в небо. Хотела увидеть, есть ли там Бог.

Но увидела только звезды и трубу, из которой так валил дым, что дом казался локомотивом.

Вот и все, что она увидела.

Рут — черные туфли, черные чулки, черное платье, черный плащ. Эдмунду — черные ботинки, черные носки, черные брюки, белую рубашку, черный пиджак.

Утюг выгладит траурную одежду.

Рут и Эдмунд только что поженились, Рут носила Николаса. Она так хотела показать Николаса отцу. Не успела.

Эдмунд выбирал траурный галстук из тех, что у него имелись: иссиня-черный с маленьким корабликом, угольно-черный, серый в черную точку, матово-белый. Рут выбрала для него угольно-черный.

Эдмунд решил, что сменная обувь — излишество. Весна на дворе.

Рут думала, что, когда отца будут хоронить, зацветет сирень. Она так рассчитывала, так предполагала. Она ошиблась. Кладбище было размыто весенними дождями и тающим снегом. Сирень не цвела. Отца подвезли к могиле, за ним следовало десять черных лимузинов, Он забрал с собой власть, тайну, нарушенное обещание и странную, непостижимую любовь.

Рут иногда думает об этом.

Это то, что никогда ее не отпустит.

Похоронные звуки органа.

Траурная лодка отчаливает — к беспечным берегам.

Но берет неверный курс.

Рикард знает, где искать Даниеля. В школьной библиотеке прохладно и спокойно. Там они обычно сидят вместе и читают. В библиотеке есть специальная полка с биографиями. Сейчас Рикард читает о великом короле Густаве Адольфе II. А так он обычно читает о тех, кого Бог призвал стать миссионерами среди нищих Гарлема или каннибалов. Любимая книга Рикарда и Даниеля рассказывает о человеке, которого Бог послал на остров прокаженных. Там он делает много добра, например строит дом для прокаженных и церковь, пока сам не становится прокаженным. У этих книг названия вроде «Следуй по Его пути» или «Неси Его крест».

Рикард обнаруживает Даниеля в читальном зале. Даниель спрятался за атласом мира и горюет о неудавшемся обеде и о том, что его никто не любит. Даниель смотрит на Рикарда, но говорить ему ничего не приходится. Рикард и так все знает.

Вот какую историю Рикард рассказывает в утешение Даниелю.

На краю света была одна деревня. Там жили простые люди, староста, доктор, кузнец, шлюха, а также священник, которого звали Элоф.

Проповеди Элофа были такими скучными и длинными, что почти никто не приходил к нему в церковь, разве что несколько старых сплетниц, которые садились на самые задние ряды и смотрели так недоверчиво, что Элоф начинал нервничать и сбиваться. Кроме того, он втайне попивал. Элоф считал, что Бог создал его для чего-то большего, чем жизнь в этой дыре. Он отправился бы куда угодно, если бы Бог послал его, лучше всего на остров прокаженных: он был бы счастлив умереть праведной смертью от проказы, если бы только Господь пожелал. Элоф не понимал Бога…

— Пути Господни неисповедимы, но воистину узки и ведут в рай, — отвечал он, когда чего-то не понимал.

И вот однажды во время воскресной мессы Элоф вдруг умолк посреди проповеди и упал с кафедры. Прихожане смотрели друг на друга и не знали, что делать.

— Он что, пьян? — спросила глуховатая старуха, сидевшая впереди.

Но Элоф вдруг встал и направился вон, чтобы позвонить в церковный колокол, и прихожане, которые видели это, готовы были поклясться, что над его головой парил святой дух.

Вся деревня собралась, чтобы посмотреть, что происходит, — так долго Элоф звонил в колокол. Все старались перекричать друг друга, а громче всех кричала жена кузнеца, которая потом вдруг проскулила что-то на непонятном языке и упала в обморок.

Внезапно все увидели, что Элоф стоит на крыше колокольни. Никто не знал, как он туда попал. Позднее это обозначили как первое из чудес Элофа. Жена кузнеца готова была даже под присягой заявить, что видела, как Элоф взлетал на крышу на больших лебединых крыльях.