Михаил Попов - “Катти Сарк”, несущая ветер

Они бывали и в других местах, хотя зимой и трудно сыскать уголок для сви­дания, это не лето, когда мать-природа милостиво расстилает зелёные ковры. Иногда выручал Филин. Один раз они сошли с ума на Ламкиной службе. Но чаще встречались здесь - среди летаргически спящей фауны. В пятницу, а то, не вы­терпев, и в четверг Пакратов снимал трубку:

- Наши гласные заскучали.

- Они голосовали? - уточняла Ламка.

- Да, - убедительно рычал он. - И голосовали единогласно. Не просто голосо­вали - голосили. Голосили, аки оглашенные.

- Придётся подчиниться гласу вопиющих, - подхватывала она.

С некоторых пор Сергей завёл на службе одеяло и простыни. Хорошо, что это не армия и старшина не делает шмона. Прячась под простынями, они заговорщиц­ки обсуждали своих соседей - привидения думских гласных.

- Мы в белом, и они в белом, - шептал Сергей.

- Думаешь, принимают за своих? - уточняла Ламка.

- Не знаю. Но сидят тихо. Только чуть шуршат...

- Губернские ведомости листают.

- За какой год?

- За тысяча девятьсот шестой.

- А может, пёрышком скрипят?

- Жалобы строчат?

- Ага. На отсутствие надлежащих условий.

- А зачем же тогда голосовали? - резонно спрашивала Ламка.

Однажды она заявила, что этот диван надо умыкнуть. Не выкупить - так умык­нуть.

- А где будут обитать чиновные души? - Сергей зашушукал, изображая при­видения. - У них подагра, ноги не держат.

- Сядут на сохатого, - показала Ламка на лося. - А чтобы не упасть, ухватятся за рога.

- Там уже есть кое-кто, - неуклюже съязвил Сергей.

Ламка поняла, по лицу её пробежала тень.

- Не будем, ладно? - увела она от скользкого поворота.

Что касается своей половины, Сергей не страдал от угрызения совести, однако продолжать не стал, а предложил для гласных лосиное нутро.

- Тепло, сухо. Опять же образ почти классический. Троянский лось...

Тема животных постоянно возникала в этих разговорах. То ли потому, что любовников окружали их образы. То ли они намеренно уходили от других тем, которые неизменно приводят к прозе реалий. То ли настрой был такой и не хоте­лось ничего и никого впускать в этот мирок, который они, как две пичуги, слепили из подручного материала: собственных пёрышек, тонюсеньких соломинок - по­следней надежды утопающих, чего-то хрупкого, невесомого... Подует сквозняк, обрушится студёный ветер - все хрустнет и разлетится. А пока - вот оно...

На ум приходили несусветные фантазии. Сергей болтал напропалую, не боясь выглядеть смешным, глупым, нелепым. Ламка принимала его таким, каким он был, и Сергей давно не чувствовал себя столь лёгким, ликующим и безалаберным.

- Я мышка-норушка, - шептал он в её колени, пока не перехватывало горло.

- Ты мышка-врунишка, - задушенно смеялась она, забываясь.

***

В начале февраля, когда охотуправление наконец вошло в привычный рабочий режим, шеф направил Пакратова в командировку.

Обычно Сергей отправлялся в дорогу с охоткой. Стоило получить задание, он шутливо козырял Лукичу и тотчас заказывал билеты. Его молодой, нерас­траченный ещё дух просил воли, новых встреч и свежих ощущений. Он выезжал с инспекторскими проверками практически каждый месяц. А уж когда команди­ровка выпадала в южный куст, прямо-таки ног под собой от радости не чуял. Ведь частью тамошних угодий заведовал не кто-нибудь, а Пал Трофимыч, хороший, задушевный мужик, с которым они с первой же встречи сблизились и сдружились.

Нынешняя командировка была именно туда - в пенаты Трофимыча. Пакратову бы радоваться - такая удача выпала да ещё в начале года! - а он всю дорогу маялся и томился. Нет, поначалу-то, когда сел в поезд, Сергея по старой памяти повело. Разом нахлынули прежние впечатления. Вспомнилось, как Трофимыч водил его по токам, показывал бобровые запруды; как они ловили стерлядку; как пёрли гри­бы, когда они отправлялись в лес, - и грузди, и белые, не говоря уже о волнушках и лисичках. Но чем старательнее Сергей перебирал былые эпизоды, настраивая себя на предстоящую встречу, тем всё больше что-то не клеилось в его воспоми­наниях. Мысли сбивались, путались, мешались. В конце концов он оставил эти попытки, признавшись себе, что нынешняя командировка для него - лишь повод. Главное заключалось в другом. Ему понадобилось остаться с собой наедине, ему необходимо было вырваться из города, чтобы оказаться в одиночестве. Для чего? Да для того, чтобы сделать паузу, посмотреть на себя со стороны и осмыслить то, что с ним произошло.

Ему казалось, он был убеждён, что сможет это сделать. Если не объяснить самому себе, то хотя бы осмыслить. Однако чем дальше поезд отходил от област­ного центра, тем сумбурней, а потом монотоннее становились его мысли, пока не вылились в одну бесконечно-тягучую ноту, которую выбивали колеса вагона: «Ты куда? Ты куда? Ты куда?..» Сергеем завладело одно только желание - скорее воз­вратиться назад. И чтобы не рвануться к стоп-крану, он стал думать только о том, что и было предметом его душевной сумятицы.

Сергей думал о Ламке. Где она? Чем занимается? О чём думает? Вот сейчас, скорее всего, она в редакции - стучит на своей «Эрике» или вычитывает по теле­фону интервью. А вот сейчас - это уже через три-четыре часа - наверное, до­жидается дочку в коридоре музыкальной школы. А сейчас - это час спустя - они плавают в бассейне...

Сергей мог представить Ламку в самых разных местах - на улице, в театре, в сквере, в редакции - словом, везде. За исключением одного места - её дома. И не только потому, что не бывал там. Там присутствовал её муж, а Пакратову даже в мыслях нестерпимо было соединять их.

Сергей уже знал, что муж у неё военный. Ещё на концерте, отметив четкую линию его плеча, Сергей подумал, что на нем не хватает погона. По возрасту ровесник, этот человек имел звание майора. Сергей с ходу заключил, что он ка­рьерист. Мысль о том, что он мог заслужить досрочное звание, ему не приходила в голову. Вернее, приходила, но Сергей решительно отвергал её, упорно убеждая себя, что он - карьерист...

...Поезд прибыл на узловую станцию, которая одновременно была райцентром, рано утром. Встретил Пакратова сам Пал Трофимыч. Сергей издалека заметил его окладистую седую бороду, которая в свете привокзальных фонарей отливала инеем. Скинув рукавицы, они поздоровались, пыхая паром, дружески потрепали друг друга за плечи.

- Ну, вот и опять в наших сузёмах, - довольно заключил старый лесовик.

- Опять, Трофимыч... - кивнул Пакратов.

Пал Трофимыч был старше Сергея почти вдвое. Однако держались они на равных, не замечая стоящих меж ними лет. Возможно, разница в возрасте как бы перекрывалась разницей в служебном положении, хотя Пакратов ни жестом, ни словом никогда не подчеркивал этого.

- Сначала - ко мне, - садясь за руль служебного «козлика», сказал Трофи­мыч. - Перекусим, перекурим, а после уж - и за дела. Лады?