Эмили Бликер - Когда я уйду

Сегодня он лежал в постели, не в силах подняться. Скоро надо будет встать и включить компьютер — хотя бы сделать вид, что работает из дома. Выходить на улицу не хотелось. Наверняка придет письмо от Натали. В нем она будет вспоминать про их свадьбу, подробно опишет все — как накануне вечером они сочиняли брачные клятвы, засиделись за полночь, и лишь тогда он сообразил, что видит невесту в день свадьбы… Раньше такое письмо приободрило бы Люка; теперь же его пробирала дрожь при мысли о том, что придется читать о самом счастливом дне в его жизни.

В конце концов пришлось встать — мочевой пузырь грозил лопнуть. Затем Люк отправился в душ и тер себя мочалкой до красноты. Посмотрел в запотевшее зеркало — побриться или оставить щетину. Натали она нравилась. Люк заткнул раковину пробкой и достал из упаковки новый станок. Шкафчик в ванной опустел без флакончиков Натали.

Когда раковина наполнилась горячей водой, он закрыл кран — и тут услышал дверной звонок. Затем в дверь громко постучали.

Люк чертыхнулся. Видеть никого не хотелось. Снова звонок. Вздохнув, он вытащил пробку и вытер лицо полотенцем, потом натянул футболку, валявшуюся на постели, и по привычке схватил телефон. В дверях стоял тощий студент в хипстерских темных очках, держа в руках синюю керамическую вазу с тюльпанами.

— Здравствуйте! Люк Ричардсон?

Он прочитал его имя по желтой бумажке. Скорее всего, счет.

— Да. — Люк чуть прищурился от солнца.

— Это для вас. Распишитесь вот здесь, пожалуйста. — Студент сунул Люку вазу и протянул бланк с ручкой.

— Хорошо, подержите, я поставлю вазу. — Люк отдал ему телефон.

Парень — на бейджике у него значилось имя Кэл — пожал плечами. Люк прошел в дом, локтем сдвинул со столика почту и водрузил вазу на свободное место. Из цветов выпал голубой конверт.

Тот, кто послал цветы, отправлял и письма. Люк не стал ощупывать конверт, чтобы проверить, сколько там листов. Он выскочил на порог.

— Вот счет!

Люку хотелось поспешно выхватить листок у Кэла, но он усилием воли сдержался, спокойно взял протянутую бумагу и вперился в строчки:

Адрес доставки: 9317 проезд Орланд

Цветы: 2 дюжины тюльпанов

Оплата: наличные

Внизу страницы стояло перечеркнутое имя — доктор Н. Таунсенд. Поверх было написано: «Анонимно».

Выходит, цветы и письма посылал небезызвестный доктор Нил… Люк сжал в руке злополучный счет. Почему? Неужели этот человек играл столь важную роль в ее жизни? Почему он то и дело возникает сейчас? Кто он, черт возьми, такой? Внутри забурлил гнев, захотелось обрушиться на боксерскую грушу и выпустить пар.

— Здесь распишитесь! — Кэл указал на нижнюю графу.

Люк было черканул свою подпись, но тут ему в голову пришла мысль.

— А можно мне оставить его себе?

— Слушайте, мне заплатят, если я верну квитанцию с вашей подписью. Может, сфотографируете?

Отличная идея. Люк забрал у парня телефон и сделал снимок. Наконец-то у него есть доказательства. Проверив, все ли видно на фотографии, он расписался внизу и вернул листок Кэлу.

Оставшись один, Люк взглянул на вазу с цветами. Там осталась карточка из цветочного магазина. На ней от руки было написано:

С годовщиной, Люк. Я буду любить тебя вечно.

— Лгунья! — прошептал Люк.

Да-да, все так. Что бы она ни скрывала при пособничестве этого доктора, Натали лгала ему десятилетиями.

— Лгунья! — Его голос эхом прокатился по пустому холлу и затих где-то на лестничной площадке. Перед глазами поплыли красные пятна, дыхание прерывалось, будто бы он только что бегом бежал.

Люк схватил вазу — каждый цветок напоминал об обмане.

— Лгунья! — закричал он и швырнул вазу в стену. На пол посыпались осколки. В луже воды сгустками крови лежали красные цветы.

— Да пошла ты!.. — Колени подкосились, Люк обессиленно опустился на пол. Кто он теперь? Где та жизнь, которую не только он, но все вокруг считали идеальной? Разбилась на осколки, как эта ваза…

Вода подбиралась к голубому конверту, который так и лежал на полу. Люк протянул руку, чтобы спасти письмо, а потом вдруг резко отдернул и отвернулся. Черт с ним, пусть мокнет, и да растворятся все ее слова.

Люк достал из шкафа вешалку с платьями — зеленое шелковое, которое Натали надевала, когда они ездили в круиз, и то, с цветочным узором, с фотографии, сделанной на Пасху. Он дернул их вниз; вешалка треснула и сломалась. Плевать. Рядом валялась уже целая куча таких же. Люк сунул платья в большой черный мешок для мусора.

Он вдохнул через рот, лишь бы не чувствовать ее запах. Надо жить дальше. Жить самостоятельно. Так, еще два платья, теперь туфли… Часть забитых доверху мешков уже перекочевала на чердак. Сперва Люк хотел отнести их в благотворительный фонд, затем передумал. Не потому, что был сентиментален; просто вспомнил, что Мэй вернется и убьет его. Пусть пока одежда полежит на чердаке, а потом дочка подрастет и выберет что-то, что сможет носить.

На чердаке было душно. Пока Люк затащил наверх шесть тяжелых пакетов, футболка промокла от пота. Надо устроить перерыв и сделать то, что откладывал весь день. Два дня, если точнее. Люк поставил стремянку на место и промокнул лицо футболкой, затем пошел на кухню через щитовую, чтобы не смотреть на разбитую вазу в холле. Полез под раковину, достал мусорный мешок, желтые резиновые перчатки и тряпку. Вооружившись таким образом, отправился устранять последствия — опустился на колени и стал подбирать синие керамические осколки. Ладони в резиновых перчатках тут же вспотели.

Вот и всё — вся ваза в сборе в мусорном мешке. Люк огляделся. Кажется, всё собрал — на полу, на ступеньках и возле двери чисто. А, нет, вот еще один сине-белый осколок, выглядывает из-под высохшего пузырящегося конверта… Люк отодрал конверт от пола, добрался до осколка и швырнул его в мешок. Он собирался отправить туда и письмо, но из надорванного конверта выглянул листок с обрывком таинственной фразы: «…о нашем маленьком секрете».

Люк осторожно вытащил из конверта письмо. Он ошибся — речь в нем шла не о годовщине свадьбы; Натали писала о дне, который Люк предпочел бы не вспоминать. Пробежав глазами строчки с поздравлениями и пожеланиями, он начал читать с того места, где Натали упомянула другую их годовщину:

Сегодня мне вроде бы не так плохо. Значит, пора писать. Мне очень страшно, но до того, как умру, надо, чтобы ты знал, каково мне пришлось. Попытаюсь объяснить, что я думала и чувствовала, может быть, ты поймешь.

В десять утра мой отец обнаружил у вас дома на кровати твою мать и сестру. Через пять минут к дому подъехала полиция, через двадцать — «Скорая», а через сорок пять — коронер. Полицейские решили, что ты тоже погиб, и я верила в это целый час.