Эмили Бликер - Когда я уйду

Люк листал страницу за страницей, читая одни заголовки. Целиком он прочел лишь последнюю статью под названием «Жизнь».

После эксгумации Ева призналась в убийстве обеих девочек. Ее адвокаты заявили, что миссис Уитлинг страдает синдромом Мюнхгаузена [6] Синдром Мюнхгаузена — симулятивное психическое расстройство, при котором человек симулирует, преувеличивает или искусственно вызывает у себя симптомы болезни, чтобы подвергнуться медицинскому обследованию, лечению, госпитализации, хирургическому вмешательству и т. п. , поэтому ее отправили не в тюрьму, а в психиатрическую клинику. Защитники утверждали, что мать не хотела убивать дочерей — просто пыталась вызвать симптомы болезни, чтобы был повод обратиться к врачу.

Приговор был суровым. Еве Уитлинг дали пожизненное, отменив смертную казнь только потому, что она призналась в преступлении.

Зачем Натали спрятала эти заметки? Трагедия разыгралась в Лэнсинге, не слишком далеко от Пентуотера. Может, она знала эту семью? Или детей, которые умерли?.. Люк захлопнул альбом и тут заметил сбоку край сложенного втрое листка. Бумага дорогая, плотная. Не та, на которой Натали писала свои письма.

Дорогая Натали, пишу вам с тяжелым сердцем. Конечно, я нарушаю профессиональную этику, но прежде мы никогда ни с чем подобным не сталкивались, поэтому какая тут может быть этика. Вы столько лет поддерживали нас и наших матерей, что у меня просто нет выбора. Я должна рассказать правду о том, что случилось с вашей дочерью.

Какая еще дочь? Письмо написано за месяц до рождения Уилла, в то же время, когда пришел конверт из «Маранафы». Речь явно не о Мэй.

Оставляя у нас дочь, вы попросили пастора Нила, меня и Марию найти ей новый дом и любящих родителей. И мы думали, что нашли. Клянусь, что мы проверили семью, как полагается. Их девочка умерла от наследственной болезни, и они боялись, что у следующего ребенка будет то же самое, поэтому пошли на усыновление. Мы провели все тесты, приезжали к ним… Эти люди ждали своей очереди полтора года. Как мы могли ошибиться? Эта вина останется со мной на всю жизнь.

Наверное, вы слышали историю о пропавшей девочке, Мэлори Уитлинг. Мне очень жаль, Натали, но это ваша дочь. Я собрала все соответствующие вырезки из газет, отправляю их тоже. У меня только одно утешение — Ева Уитлинг в тюрьме. Я не решалась написать вам до тех пор, пока ей не вынесли приговор.

Надеюсь, вы с Энди приедете этим летом на собрание. Буду благодарна, если вы никому не расскажете о моем письме. Не хотелось бы, чтобы Энди тоже начал беспокоиться за свою дочь. После этой ужасной трагедии мы будем тщательно проверять всех приемных родителей и изменим часть процедуры по усыновлению.

Люк посчитал в уме. Мэлори Уитлинг было три года. Письмо пришло за месяц до рождения Уилла. Выходит, Натали было всего четырнадцать, когда она родила… Она еще училась в школе.

Стены давили, пытаясь задушить, по спине струился холодный пот. Бросив все, как есть, Люк выбрался из гардеробной. Вот, значит, что за секрет хранила его жена…

Тогда в сарае, когда Натали отдалась ему, чтобы утешить, они зачали ребенка. В свой первый раз. Первый раз в жизни Люка. Теперь все понятно — Энди, приют «Маранафа», фотографии, тайны… Вот почему Терри его ненавидела. А мисс Стефани ничего не сказала ему, когда он приезжал…

Люк попытался вызвать в памяти черно-белый газетный снимок, с которого улыбалась пропавшая девочка. Похожа ли она на Мэй? Дочка. Первенец. Как она толкалась в животе у Натали, какого цвета у нее были глаза?.. Осталась лишь плохая фотография в газете.

Люк взял в руки альбом, опять пролистал страницы. Очень похожа на Уилла в детстве. Глаза такой же формы, как у Натали. Почему жена не сказала ему о дочери, они бы вместе оплакивали ее! Но она бросила его одного с этим горем. И до сих пор не ясно, какую роль сыграл во всей этой истории пастор Нил…

— Папа! — Клейтон потянул Люка за веко, чтобы тот открыл глаза. — Папочка, вставай! У меня сегодня день рождения! Просыпайся!

Люк улыбнулся, из-под ресниц глядя на сына. Почти четырехлетнего.

— Нет, малыш, не сегодня. В пятницу. Через два дня.

— О нет, никогда он не наступит, этот день рождения!

— Осталось всего два дня. Ты и не заметишь, как они промчатся.

Люк потрепал сына по растрепанным волосам. Тот крепко обнял его. Надо же, как дети выросли за эти шесть недель… Он смотрел на них со смешанным чувством радости и печали — и, подмечая малейшие изменения, произошедшие в их облике, думал о том, что никогда не увидит, как растет Мэлори.

Люк встретил все семейство в аэропорту. Во Флориде Терри сводила Мэй с Клейтоном в парикмахерскую. Малышу постригли светлые волосики так коротко, что он казался лысым. Локоны Мэй теперь не доходили и до плеч. Увидев отца, она по привычке попыталась потянуть в рот прядь, но та оказалась слишком коротка.

Теща нарядила детей в поездку, совсем как в 50-е, когда полет на самолете приравнивался к празднику. Симпатичные и загорелые мальчишки смотрелись глуповато в рубашках и брюках по сравнению с остальными пассажирами, одетыми в обычные джинсы. Зато Мэй была похожа на цветок посреди сада, заросшего сорняками. Волосы лежали идеально даже после долгого полета. Юбка в синих цветах подскакивала с каждым шагом, глаза сияли. Когда она увидела Люка, ее лицо озарилось улыбкой. Уронив рюкзак с изображением диснеевской принцессы, дочка кинулась к нему в объятия.

Он больше не отпустит их так надолго. Дом без детей — не дом.

— Ну-ка, докажи, что ты уже большой! — подбодрил Люк Клейтона. — Давай ты сам оденешься, а потом мы пойдем и посмотрим, что там приготовила бабушка. Пахнет очень вкусно.

Вообще Люк не рассчитывал, что Терри останется погостить. Он не знал, стоит ли затрагивать тему ранней беременности Натали. Может, Терри и не подозревала, что Мэлори Уитлинг была ее внучкой. Люку вовсе не хотелось говорить ей, что девочки нет в живых. Ему даже отчасти стало понятно, почему Натали предпочитала тайну правде.

Терри даже не спросила, можно ли остаться. Сразу же в аэропорту провозгласила новую дату отъезда, пошла к кассам и все перебронировала. Интересно, ей жаль было расставаться с детьми — или не хотелось оставлять их с Люком?

— Знаю, — подпрыгнул Клейтон. — Я надену пиратскую футболку.

— Ладно, — согласился Люк, несмотря на то, что мальчик собирался носить одну и ту же футболку третий день подряд. Пусть Терри разбирается. — Только трусы чистые надень! — крикнул он вдогонку.

Когда стих топот детских ног и хлопнула дверь в спальню сына, улыбка сошла с лица Люка. В одиночестве легче — не надо притворяться. Хорошо, что Терри осталась; в ее присутствии Люк не позволял себе распускаться. Безумие овладевало им, только когда он оставался один в комнате и в машине. Например, каждый вечер проезжал мимо дома Энни, смотрел, есть ли свет в окнах, пострижена ли трава на лужайке…