Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Влажная от пота простыня обмоталась вокруг Пенхалигона, словно паучий кокон. Внизу, на жилой палубе, свободная вахта спит в гамаках, развешанных вплотную друг к другу. Спят их собаки, кошки и мартышки.

Спит последняя корова и овцы, две козы и полдюжины кур.

Бессонные крысы, наверное, трудятся над провиантом.

Чигвин спит в своей каморке рядом с капитанской каютой.

Доктор Нэш спит в своем теплом закутке на нижней палубе.

Лейтенанту Ховеллу скоро заступать на вахту, зато Рену, Тальботу и Катлипу можно спать до утра.

Якоба де Зута, воображает капитан, вероятно, ублажает куртизанка: Петер Фишер клялся, что он держит целый гарем на денежки Компании.

– Ненависть съедает того, кто ненавидит, – говорила когда-то Мередит маленькому Тристраму, – как людоеды едят наших детей.

Хочется верить, что Мередит сейчас в раю, вышивает диванные подушки…

Слышно, как мерно заработала корабельная помпа.

Должно быть, Уэц велел Ховеллу присматривать за уровнем воды в трюме.

«Рай – это дело такое, – думает капитан. – Лучше любоваться издали».

Капеллан Уайли обычно уходит от ответа, когда его спрашиваешь, похожи ли небесные моря на земные.

«Может, Мередит была бы счастливее в собственном маленьком коттедже?»

Сон целует веки Пенхалигона. В сновидении играют солнечные зайчики. Пенхалигон поднимается по лестнице к своей давней любовнице на Брюэр-стрит. Слышен звонкий голос девушки:

– Джонни, про тебя написали в газете!

Он берет свежий номер «Таймс» и читает:

– «Адмирал сэр Джон Пенхалигон, ранее командующий Его Величества фрегатом „Феб“, рассказал лордам адмиралтейства, как, получив от градоправителя Нагасаки приказ отдать весь запас пороха, он сразу заподозрил подвох. „Поскольку на Дэдзиме взять было нечего, – объяснил адмирал Пенхалигон, – а голландцы заодно с японцами не дали нам возможности вести торговлю через Дэдзиму, мы были вынуждены обратить наши пушки против Дэдзимы“. В палате общин мистер Питт похвалил адмирала за отвагу и решительность, с какими он „нанес удар милосердия голландскому торгашеству на Востоке“».

Пенхалигон резко садится на койке, стукается головой и хохочет в голос.

Капитан с помощью Тальбота выбирается на верхнюю палубу. Без трости он уже и шагу не может ступить: подагра стягивает его ногу тугой повязкой из репейника и крапивы. Дождя нет, но воздух влажный. Толстобрюхие тучи несут полные трюмы воды. У дальнего берега проплывают три китайских суденышка, направляясь к городу. «Вас ждет занятное зрелище, – обещает капитан китайцам, – вот увидите…»

Два десятка матросов, сидящих на палубе, приветствуют капитана, отмечая про себя его забинтованную ногу, слишком распухшую, чтобы впихнуть ее в сапог или башмак. Пенхалигон кое-как добирается до штурвала, где вахтенный офицер Уэц балансирует чашкой кофе в условиях легкой качки.

– С добрым утром, мистер Уэц. Доложите обстановку!

– Мы набрали десять бочек дождевой воды, сэр. Ветер сменился на северный.

Из камбуза вырывается жирный пар и ругань.

Пенхалигон смотрит на сторожевые лодки.

– А что наши неутомимые стражи?

– Всю ночь вокруг шныряли, сэр, вот как сейчас.

– Мистер Уэц, мне бы хотелось послушать ваши соображения по поводу некоего умозрительного маневра.

– Вот как, сэр? Тогда лейтенант Тальбот может пока встать за штурвал.

Уэц идет, а Пенхалигон ковыляет к поручням, где их никто не услышит.

– Могли бы вы подвести корабль на расстояние трехсот ярдов от Дэдзимы?

Уэц указывает на китайские джонки:

– Если они могут, сэр, то и мы сможем.

– Сможете три минуты держать корабль на месте без якорей?

Уэц прикидывает силу и направление ветра.

– Плевое дело, сэр.

– И как быстро мы смогли бы потом выйти из бухты в открытое море?

– А нам… – Штурман прищуривается, оценивая расстояние. – Нам пришлось бы пробиваться с боем, сэр? И будут ли повреждения?

– Моя постоянная сивилла простужена, ни слова от нее не добьешься.

Мастер Уэц, глядя вдаль, цокает языком, как пахарь на кобылу.

– Если погода не переменится, капитан, я выведу корабль за пятьдесят минут.

– Роберт, – говорит Пенхалигон, сжимая в зубах трубку. – Я помешал вам отдыхать. Входите.

Небритый первый лейтенант скатился с койки несколько секунд назад.

– Сэр! – Ховелл захлопывает дверь каюты, отрезая гвалт полутора сотен моряков, поедающих сухари с топленым маслом. – Не зря же говорится: «Выспавшийся помощник капитана – негодный помощник капитана». Позвольте спросить, как ваше…

Он косится на забинтованную ногу.

– Раздулась как гриб-дождевик, но мистер Нэш накачал меня своими снадобьями по самые жабры, так что сегодня я продержусь на плаву. Возможно, этого и хватит.

– Да, сэр? Это как?

– Я ночью сочинил пару посланий. Проглядите их? Письма короткие, но весомые. Не хотелось бы испортить эффект орфографическими ошибками, а вы на «Фебе» самый грамотный.

– Почту за честь, сэр, хотя капеллан куда начитанней…

– Вслух, пожалуйста. Хочу послушать, как они звучат.

Ховелл начинает:

– «Якобу де Зуту, эсквайру. Во-первых, Дэдзима – не „временная республика“, а отдаленная фактория, чей прежний владелец, Объединенная Ост-Индская компания, приказал долго жить. Во-вторых, вы не президент, а лавочник и самовольно поставили себя выше помощника управляющего Петера Фишера, воспользовавшись его недолгим отсутствием, и тем самым нарушили устав упомянутой Компании». Это сильно, капитан! «В-третьих, пусть мне и приказано занять Дэдзиму дипломатическими или военными средствами, но, если это окажется невозможно, я вынужден буду вывести факторию из строя».

Ховелл изумленно поднимает глаза.

– Там совсем немного осталось, лейтенант.

– «Получив это письмо, спустите флаг и к полудню явитесь на борт „Феба“. Вы будете пользоваться всеми привилегиями джентльмена-военнопленного. Если же вы не выполните эти требования, то обречете Дэдзиму… – Ховелл запинается, – на полное уничтожение. Искренне ваш и прочая…»

Над капитанской каютой матросы драят швабрами шканцы.

Ховелл возвращает письмо капитану.

– Орфографических ошибок нет, сэр.

– Мы с вами одни, Роберт, незачем лукавить.

– Кое-кто мог бы счесть подобного рода блеф чересчур… смелым?

– Это не блеф. Если Дэдзима не достанется Британии, значит – не достанется никому.

– Такими были исходные приказы губернатора в Бенгалии, сэр?

– «Грабьте или торгуйте, смотря по обстоятельствам и как подскажет ваша находчивость». Обстоятельства словно сговорились и против грабежа, и против торговли. Отступить, поджав хвост, – малоприятная перспектива, так что я решил положиться на свою находчивость.