Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Где-то поблизости лает собака и визжит обезьяна.

– Капитан… А вы подумали о последствиях?

– Пусть Якоб де Зут думает о последствиях! Ему полезно.

– Сэр, вы сами велели говорить, что думаю. Так я должен сказать, ничем не спровоцированное нападение на Дэдзиму испортит отношение японцев к Великобритании на два поколения вперед.

«„Испортит“ и „ничем не спровоцированное“ – неосторожные слова», – думает Пенхалигон.

– Разве вы вчера не заметили намеренное оскорбление в письме градоправителя?

– Оно не оправдало наших надежд, но японцы и не приглашали нас в Нагасаки.

«Опасно слишком хорошо понимать врага, – думает Пенхалигон. – Можно ненароком стать им».

– Второе письмо, полагаю, сэр, адресовано градоправителю Сирояме?

– Правильно полагаете. – Капитан протягивает Ховеллу листок.

– «Градоправителю Сирояме. Сэр, мистер Фишер протянул вам руку дружбы от имени короны и правительства Великобритании. Вы оттолкнули эту руку. Ни один британский капитан не отдаст порох и не потерпит иностранных инспекторов в трюмах своего корабля. Предложенный вами карантин для Его Величества фрегата „Феб“ нарушает принятый в цивилизованных странах обычай. Однако я готов оставить без внимания нанесенное оскорбление, если ваше превосходительство выполнит следующие условия: доставьте к полудню голландца Якоба де Зута на „Феб“; утвердите консула Фишера в должности управляющего факторией на Дэдзиме; отмените ваши неприемлемые условия касательно пороха и инспекций. Если хотя бы одно из этих условий не будет выполнено, голландцы будут наказаны за свою неуступчивость по законам военного времени, и любой связанный с этим ущерб людям или имуществу будет на совести вашего превосходительства. С превеликим сожалением, и проч., капитан Пенхалигон». Знаете, сэр, это…

Дергающая боль в ноге граничит с изысканным удовольствием.

– Это так же недвусмысленно, как и первое письмо, – говорит лейтенант.

«Куда девался мой благодарный молодой протеже?» – с горечью и гневом думает Пенхалигон.

– Переведите письмо градоправителю на голландский как можно скорее, и пусть Петера Фишера отвезут на шлюпке к сторожевым лодкам, чтобы он мог передать оба письма по назначению.

– «Вскоре после того…»

Лейтенант Тальбот, сидя у иллюминатора в капитанской каюте, читает вслух из книги Кемпфера, в то время как помощник судового врача Рафферти скребет бритвой капитанский подбородок.

– «…в тысяча шестьсот тридцать восьмом году этот языческий двор без малейших угрызений обязал голландцев пройти чудовищную проверку – что для них важнее, приказы сёгуна или любовь собратьев-христиан. Чтобы послужить Империи, мы должны были способствовать уничтожению местных христиан, которых осталось около сорока тысяч. Они в отчаянии укрылись в старой крепости в провинции… – Тальбот с запинкой произносит название, – Симабара и приготовились к обороне. Предводитель голландцев… – Тальбот снова запинается, – Кукебаккер лично отправился туда и четырнадцать дней подвергал осажденных христиан жестокому пушечному обстрелу. Было дано четыреста двадцать шесть залпов как с суши, так и с моря».

– Я знал, что голландцы – гнусные скоты, – Рафферти хирургическими щипчиками выдергивает у Пенхалигона волоски из ноздрей, – но чтобы они стали убивать христиан ради разрешения на торговлю – прямо в голове не укладывается. Почему бы тогда и родную мамочку не продать вивисектору?

– Самая беспринципная нация в Европе. Мистер Тальбот?

– Есть, сэр! «Помощь эта не привела к сдаче крепости или окончательному поражению, но подорвала силы осажденных. И поскольку японцы изволили приказать, голландцы сняли с корабля еще шесть пушек – невзирая на то, что предстояло еще плыть по опасным морям, – дабы японцы могли осуществить свои жестокие намерения…» Любопытно знать, не те ли самые пушечки украшают нынче сторожевые посты в заливе?

– Очень может быть, мистер Тальбот. Вполне возможно.

Рафферти намыливает щеки капитана мылом фирмы Пирса.

Входит майор Катлип.

– Новая сторожевая лодка подошла не ближе старой, и Якоба де Зута на ней не видно. И флаг над Дэдзимой нахально развевается, как будто нос нам показывает.

– Мы им этот нос обкорнаем, – обещает Пенхалигон.

– На Дэдзиме идет эвакуация. Вывозят все, что можно погрузить на телеги.

«Значит, они приняли решение».

– Мистер Тальбот, который час?

– Час, сэр? Чуть больше половины одиннадцатого, капитан.

– Лейтенант Рен, скажите мистеру Уолдрону – если не будет новостей…

В коридоре слышен шум. Кто-то громко говорит по-голландски.

– Без разрешения капитана нельзя! – кричит не то Бейнс, не то Пейнс.

Голос Фишера отвечает длинной голландской фразой, заканчивающейся воплем:

– Консул!

– Должно быть, – задумчиво произносит Катлип, – ребята из Ганновера ему рассказали, что происходит.

– Позвать лейтенанта Ховелла, сэр? – спрашивает Тальбот. – Или Смейерса?

– Если японцы отказываются с нами договариваться, зачем нам голландцы?

Из-за двери доносится голос Фишера:

– Капитан Пенхалигон! Поговорить! Капитан!

– Может, кислая капуста и спасает от цинги, – говорит капитан, – но кислая физиономия этого немца…

Рафферти фыркает.

– …едва ли нам чем-нибудь поможет. Майор, скажите ему, что я занят. Если он не поймет, сделайте так, чтобы понял.

За пять минут до полудня Пенхалигон, в парадном мундире с золотыми шнурами и треуголке, обращается к собравшимся на палубе матросам.

– В чужих краях, как на войне, события разворачиваются быстро. Сегодня нам предстоит бой. Нет смысла произносить речи, будто накануне великого сражения. Я предполагаю, что дело будет недолгое, шумное и одностороннее. Вчера мы предложили японцам дружбу. Они плюнули нам в лицо. Неучтиво? О да. Неразумно? Думаю, да. Наказуемо по законам цивилизованных народов? К сожалению, нет. Сегодня у нас иная цель – наказать голландцев…

Нестройный хор матросов постарше кричит «ура».

– …этих отщепенцев, которым мы предложили работу и бесплатный проезд, а они ответили такой наглостью, что ни один англичанин не может этого стерпеть.

Вдали над горами разворачиваются полотнища дождя.

– Будь мы сейчас возле Эспаньолы или у Малабарского берега, мы бы отплатили голландцам, захватив их имущество в счет компенсации, и назвали бы этот залив гаванью Короля Георга. Они воображают, что я не стану рисковать лучшей командой за всю мою жизнь и нападать на Дэдзиму в час дня только для того, чтобы к пяти снова ее сдать, и тут они правы: в конечном счете на всех японских воинов у «Феба» пушечных ядер не хватит.

Одна из двух сторожевых лодок мчится стрелой назад, в Нагасаки.