Владимир Чугунов - Буря

На платформу прилила новая партия прибывших пассажиров.

Подошёл поезд — такой же, как в московском метро. Из первого вагона вышла одетая в форму железнодорожницы «китаёза», с красным семафорным кружком на палочке. Пассажиры вошли в вагон. «Китаёза» просемафорила машинисту и вошла в вагон. Тронулись. Ехали минут десять, с остановками, и всё в замкнутом пространстве аэровокзала. И когда прибыли на конечную станцию и вышли в новые грандиозные по масштабам пространства того же здания, я решил держаться русской девушки, которая, повернув налево, не спеша направилась вдоль разных стоек, секций, очень длинного и высоченного помещения из стекла и бетона. Не доходя до его окончания, она повернула направо. Я посмотрел на указательную стрелку — это был выход. А нам надо было ещё получить багаж. Двинулись дальше и вскоре набрели на багажную секцию № 75. Только два наших чемодана и катались по круглому эскалатору.

Сняв их, мы направились к выходу. Опять долго шли, пока, наконец, не вышли в ещё более внушительный по размеру зал ожидания. За металлическим, по пояс из хромированной трубы, ограждением стояла толпа встречающих с планшетами, развёрнутыми листочками, на одном из которых я увидел название нашего конкурса. Держал листок китаец, только в отличие от первого, рослый. Жестами дали ему понять, что это мы. Для убедительности он ещё раз ткнул пальцем в название. Мы утвердительно кивнули.

Увы, но этот вообще ни слова не понимал и не говорил по-русски. На первый же мой вопрос ответил: «Сори» и, достав сотовый и набрав номер, сунул мне в руку. Я прислонил аппарат к левому уху (правое так ничего и не слышало) и с минуту слушал набор ужасно исковерканных русских слов, как будто на той стороне захлёбывались от радости, пока, наконец, не понял, что надо кого-то ещё «забарат», и уж только потом нас доставят в отель.

На стеклянном лифте мы поднялись на третий этаж, и следом за провожатым по навесному мосту подошли к выходу. Жара при этом стояла просто невыносимая. В стеклянные двери, к которым один за другим подъезжали микроавтобусы, потоком втекали и вытекали толпы с копчёными лицами и узкими глазами, и все без панам. Мы одни с дочерью, как вьетнамцы на плантациях, были в панамах, а дочь, в отличие от всех без исключения коротко стриженых «китаёз», ещё и с длинной косой.

Встречающий, дав знак рукой пождать, ушёл по навесному мосту назад, но через пятнадцать минут вернулся, и мы потащились за ним по тому же мосту вниз, подошли опять к лифту. Спустились на самый нижний этаж и по наклонной, очень длинной дорожке стали спускаться ещё ниже, пока не вышли к гигантской подземной автостоянке, ужасно загазованной от такого количества транспорта. Пройдя вдоль нескончаемых рядов автомобилей, сели в одну из них и, пробравшись по узким проездам, выскочили, наконец, на свет Божий. Перед управляемым очередной «китаёзой» шлагбаумом становились. Водитель (он же встречающий) опустил стекло, заплатил и нас пропустили. Стекло тотчас же было поднято, и вскоре я с облегчением почувствовал дуновение кондиционера. Ещё когда мы стояли у выхода, я, сняв плёнку со своего чемодана, достал камеру и как только оказались в машине, сразу включил. Всё казалось необычным. И я снимал.

Выехали мы для того, чтобы переехать на территорию другого терминала. Минут пятнадцать или двадцать ехали, пока не нырнули под своды очередной подземной стоянки. Пришлось покинуть салон и по загазованной духоте и жаре идти вдоль других нескончаемых рядов машин.

На этот раз вышли к стоянке такси, контролируемой полицейским. Никаких «бомбил», одинакового мышиного цвета и марки такси медленно двигались в длинной очереди по три в ряду. У пешеходного перехода нас пропустили. Мы вошли под бетонные своды и сразу увидели своих — женщину лет сорока, с двумя девицами примерно Жениного возраста, а дочери месяц назад исполнилось двадцать. Коллеги прибыли из Владивостока — вместе с делегацией на поезде поехать не смогли.

Водитель достал сотовый, набрал номер, и, подойдя к полицейскому, передал тому телефон. Когда вопрос был решён, мы опять перешли на другую сторону. Остановились. Буквально через минуту подкатило такси. Шофером оказалась женщина. Вновь прибывшие уложили багаж, сели. Мы направились к своей машине. На выезде опять заплатили за пользование стоянкой. И, наконец, выбравшись за территорию аэропорта, эскортом двинулись в плотном потоке. Светофоров не было. Кругом были развязки, подземные пешеходные переходы, поэтому транспорта было хоть и много (Москва со своими постоянными пробками казалась провинцией), двигался он без остановок. Я, разумеется, снимал. Не всё, но то, что особенно привлекало внимание.

Постепенно современные высотки американской архитектуры сменили дома, очевидно, советских времён — огромные кварталы знакомых по родному городу блочных пятиэтажек. Но все даже самые старые дома были с подвешенным под каждое окно кондиционером.

Очевидно, мы двигались от центра. И чем дальше удалялись, тем больше стало появляться зелёных насаждений — обычная тропическая природа. Наконец, свернули с основной магистрали, и машин сразу стало меньше, дороги стали уже, потом ещё уже, и тогда я увидел первый светофор. Повернув на перекрёстке налево и проехав с полкилометра вдоль аллеи тропического леса, свернули направо и въехали под выложенную из дикого камня арку на территорию гостиничного комплекса, очевидно, всё расширяющегося, поскольку с правой стороны дороги велось какое-то грандиозное по размаху, как, впрочем, и всё в Китае, строительство.

Гостиница выросла на экране камеры внезапно. Этакий восточной архитектуры дворец с драконьими изгибами черепичной крыши и представительным красочным фасадом, расписанным иероглифами.

У стеклянных дверей входа стояли два швейцара в красных мундирах и такого же цвета котелках. У колонн из огромных каменных чаш росли карликовые пальмы.

На площади перед гостиницей, вокруг своеобразного, отделанного белым гранитом молчащего фонтана, под зонтиками стояли круглые столики кафе без единого посетителя, что, в общем-то, и понятно — даже под зонтиком не высидеть в такой духоте.

Вестибюль оказался просторным, с мраморным полом, с кожаными креслами вокруг журнальных столиков. С левой стороны находилась стойка администрации, справа небольшая стойка бара.

Нас встретила Ирина — светловолосая, с угнетённым от жары лицом женщина лет сорока, в висевшем на завязках лёгком светленьком платьице чуть ниже колен. Она взяла наши паспорта и пошла оформлять. Через пять минут вернулась и повела в номера.

Ресепшен находился на балконе огромного холла. Внизу в окружении пальм было десятка три круглых столов, которые обрамляли зачехлённые в красный цвет стулья. Напротив столовой, если её можно так назвать, возвышалась широкая площадка, на которую можно было подняться по отделанным, как и сама площадка, жёлтым мрамором ступеням (восемь или девять их было) или спуститься с обеих сторон находящегося на уровне ресепшена второго этажа. Задняя стена площадки была из скальных глыб. И было такое впечатление, что их сюда не привезли, а вокруг них построили отель. Этакие грандиозные скальные образования. Но и они не доставали до остеклённой крыши — гостиница была в пять или в шесть этажей. Имелся тут, правда, за отдельную плату бассейн.