Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— Я отнюдь не записной храбрец, — поморщился Морланд. — Притом я только что взбежал на четвертый этаж к нам — и пожалуйте, осколки чуть не в лицо. Я лишь пытаюсь определить это чувство; ты согласен, Ник, что в нем главенствует неловкость?

— Полностью согласен.

— Тут зависит от многого, — сказал Стивенс. — От людей, с которыми ты рядом, от того, выспался ли ты, удалось ли поесть, выпить и так далее. Вот в нашем рейде…

Он не кончил — перебила Присилла. Она вся побледнела. Мы увидели на миг, какой она будет в старости.

— Ради бога, не надо без конца о войне, — сказала она. — Неужели нельзя хоть немножко о чем-то другом?

Все ее хладнокровие куда-то исчезло. Уступило место внезапному и полному отчаянию. Стивенс, которого так огорчительно перебили, не понял, что́ с ней. Он решил — совершенно ошибочно, — что Присилла трусит.

— Налета ведь нет, дорогая, — сказал он. — О чем же тревожиться?

Хотя, по своей обычной развязности, он вполне мог бы и к миссис Маклинтик обратиться со словом «дорогая», но в первый это раз послышалась в его голосе нежность, смешанная с раздражением, — интонация, способная вмиг приоткрыть всю интимность отношений.

— Я знаю, что налета нет, — ответила Присилла. — Мы давным-давно уже решили, что нет. Просто мне наскучил этот разговор.

— Ну что ж, мы сменим тему, — сказал Стивенс мягко, но еще не понимая, что дела не поправишь.

— У меня голова разболелась.

— О, прости, милая. Я думал, ты испугалась.

— Вовсе нет.

— Почему ж ты молчала о том, что голова болит?

— Сейчас только разболелась.

Вид у Присиллы теперь злой — крайне злой и удрученный. Я ее знаю достаточно и привык к частой смене ее настроений; но ее теперешнее поведение непонятно и мне. Возможно, решив, что сделала ошибку, когда позволила Стивенсу пересесть за наш столик, она сейчас хочет увести его под этим предлогом, раз нет иного способа.

— Ну и что же будем делать? — сказал он. — У нас почти час еще в запасе. Хочешь, пойдем куда-нибудь, где тише. Здесь душно и шумно.

Он явно готов сделать все, чтобы ее ублажить. До сих пор развязная манера Стивенса скорее затушевывала, чем подчеркивала их близость. Теперь же в голосе его звучат забота и досада любовная вместе. И Стивенс взял этот интимный тон вовсе не из желания выставить напоказ то, что Присилла его любовница, — хотя в другой компании он бы наверняка не прочь этим похвастать. Просто он озабочен и не понимает, что с Присиллой.

— А куда пойдем? — сказала она. Не спросила, а сказала безнадежно, ибо нет поблизости такого места, где можно бы найти покой и тишину.

— Поищем что-нибудь.

С минуту она глядела на него молча.

— Пожалуй, я домой отправлюсь.

— Но ты ведь хотела меня проводить — сказала, что проводишь.

— У меня голова трещит. И почему-то вдруг ужасно нехорошо мне. Просто ужасно.

— И не поедешь со мной на вокзал?

— Прости.

В голосе ее слезы. Стивенс явно сбит с толку. Не знаю и я, что стряслось. Расстроила ли ее сравнительная холодность любовника после нескольких дней встречи, несомненно страстной? Но хотя Стивенс и молод и непривычен обращаться с аристократками, опыта по женской части у него достаточно и выработались определенные принципы поведения. Во всяком случае, он произнес решительно:

— Тогда я отвезу тебя домой.

Он сказал это без особого пыла — ведь приходится бросать застолье, где он уже пробился в центр внимания, — но и без всякого притворства. Произнес вполне искренне, а не как вежливую формальность, которая тут же будет отклонена, поскольку Стивенсу пора на поезд. Он в самом деле намерен ее отвезти. Меньшего и не следовало ожидать от любовника; но, по меркам Стивенса (насколько я его знаю), это уже великодушие — великодушное снисхождение к внезапному капризу. Присилла, видимо, оценила безропотную готовность Стивенса.

— Нет, — сказала она твердо.

— Отвезу без всяких.

— У тебя все вещи здесь. Тебе надо их на вокзал.

— Отвезу — и заеду потом за ними.

— Ты не успеешь.

— Успею.

— Нет… — сказала она. — Не хочу я… Сама не знаю почему… как-то вдруг нехорошо мне… не пойму, что такое… и хочу быть одна… это необходимо…

Ситуация стала уже тягостной. Даже миссис Маклинтик безмолвствовала, оробев. Морланд зажигал сигарету, гасил в пепельнице, зажигал новую. Напряжение длилось нескончаемо.

— Ну едем же.

— Нет, я сама.

— Но…

— Я отвезу тебя, Присилла, — сказал я. — Ничего нет легче.

Это послужило ей как бы толчком.

— Не надо никому меня отвозить, — сказала она. — До свидания. — Помахала Стивенсу рукой. — Я напишу.

— Дай хоть в такси посажу, — пробормотал он, встав с банкетки. За соседним столиком как раз усаживались — и загородили ему дорогу. Присилла повернулась, быстро пошла к стеклянным дверям. У дверей оглянулась, послала поцелуй. И скрылась. Когда Стивенсу дали пройти, ее уже не было. Все же он двинулся следом.

— Какой переполох ни с того ни с сего, — сказала миссис Маклинтик. — Она и с тобой так вела себя, Морланд?

Возможно, хоть и не слишком вероятно, что Присилла отправилась к Лавеллу в «Мадрид». Такой порыв подходит больше для театра и крайне бы понравился Лавеллу — как сюжетный ход, безотносительно к его личным проблемам. Внезапно так, против всех ожиданий, рвануться на примирение к мужу? К счастью или к несчастью, но в реальной жизни это редко происходит.

Однако почему все же Присилла ушла, оставив Стивенса на бобах? Конечно, она, и любя Стивенса, способна проявить вдруг норов, раскапризиться — причин для этого немало. Стивенс, наверно, весьма трезво смотрит на их связь; хотя кто знает, ведь Лавелл говорил, что у них дело пахнет браком. И возможно, Лавелл прав. Сейчас-то Стивенс оплошал в ту самую минуту, когда высказал предположение, что Присилла трусит. Этим он ее определенно разозлил. В военное время бывают и приступы страха, но скорее не от боязни, а от нервов ей почудилась воздушная тревога. Обычно Стивенс проницательней в таких вещах. Быть может, нервы разыгрались у нее от небольшой любовной ссоры; быть может, начал уж ей приедаться Стивенс — или она опасается, что сама начинает ему прискучать; недаром она пришла сюда уже не в духе. В равной степени возможно, что ее давила мысль о разлуке, угнетала головная боль; а мы своим присутствием и вестью о том, что Лавелл в Лондоне, расстроили ее еще сильней. Растолковать поведение Присиллы так же трудно, как понять, почему она, собственно, отдалась Стивенсу. Если ей хотелось позабавиться, пока муж отсутствует по не зависящим от него причинам, то зачем эта скандальная огласка и весь тарарам? В конце концов, Лавелл как муж предпочтительней многих. Пусть он не такой живчик, как Стивенс, но по-своему и Лавелл энергичен. Или же Присилла не может без скандалов? У некоторых женщин есть потребность делать мужчину несчастным. Не в этом ли разгадка Присиллы? Есть у нее в лице этакое что-то. Возможно, она просто мучит сейчас Стивенса для разнообразия, так сказать. Ей ведь не привыкать — в том же духе мучит она Лавелла, а раньше мучила Морланда. Но Стивенс не из мучеников; вот он уже возвращается к столику с видом учтиво-встревоженным, но отнюдь не потрясенным.