Ксения Спынь - Чернее, чем тени

С высоты Софи окинула взглядом убегающую вдаль улицу. Сейчас здесь было пусто: будто город вымер и больше никто не появится. Последнее время почти всегда было так. Только в прошлый раз она заметила двоих: этого чёртового Шержведичева и девчонку… Девчонку она сейчас сразу отогнала: вовсе не хотелось даже мысленно сталкиваться со странными светло-голубыми глазами. Было в них что-то тревожное, неправильное.

Но, уловив её тревогу, к ней уже бросился сонм вечно неспящих теней. Новый порыв ветра принёс голоса — невнятные вначале, неотличимые от его свиста, они быстро набрались сил, стали отчётливее и настойчивее.

Ринордийск пел на тысячу голосов, он разговаривал с Софи, просил, упрекал, предупреждал, требовал.

Принеслась и закружилась вокруг неё стая призраков. Софи знала их: кого-то при жизни, кого-то заочно, и все они знали её.

«Берегись, Софи, — свистели и выли они. — Берегись, потому что когда-нибудь они придут и за тобой. В конце они приходят за всеми».

Она не хотела слушать их бредни и сделала вид, что не слышит и не может увидеть их. Призраки? Голоса? Перед ней только тёмная городская улица, без единого движения, да крыши домов, встающие в небо, да бескрайняя чернота наверху, редко усеянная холодными огоньками.

Софи недолюбливала звёзды. Они были слишком далеки, слишком неподконтрольны, и никогда нельзя было сказать, где вдруг вспыхнет ещё одна.

Она попятилась в тень каменной фигуры, чтоб памятник, покровительствующий ей, прикрывал её с тыла.

Ни на секунду нельзя ослаблять контроля. Отвернись на миг, забудь о том, что там, внизу, их целые полчища — и они просто сожрут тебя.

Они сожрут тебя, Софи.

Так уже закончил Чексин. Софи слишком хорошо помнила, как это было. Даже колдовской уголь ему не помог.

Так закончишь и ты, — подтвердили голоса, сонм призраков согласно закивал.

Глупости: конечно, она легко их уймёт. Ринордийск в подчинении у неё, а не наоборот, и она может заставить его замолчать.

Софи выступила вперёд из тени и воздела левую руку. (Тогда ей пришлось долго переучиваться на правую, но она могла действовать и левой, если не очень долго и много).

— Смолкните, — сказала она им.

И они смолкли.

Она здесь была единственной и неизменной властью.

Софи торжествующе улыбнулась, не обращая внимания, что снова начинает ныть левое плечо. Это просто от холодного ветра. Надо поплотнее завернуться в плащ, и оно перестанет беспокоить.

Вот резкая боль в висках и между бровями была хуже, но она как накатила, так и прошла почти сразу. Ничего. Это всего лишь недосып. Конечно, надо было бы спать подольше, но разве можно сейчас…

Напоследок окинув взглядом свои владения, Софи вприпрыжку спустилась на землю. Быстро, обгоняя ветер, она продолжила свой путь по спящему Ринордийску.

Утро выдалось солнечным, свежим, оно брызгало жизнью, будто соком. Лаванде это было неожиданно, и делалось легко и беззаботно: после вереницы ночных видений приятно было оказаться среди всего знакомого. А снилось Лаванде многое, уже и после того, как она заснула снова: какие-то странные звери, какие-то люди и города, какие-то невиданные создания — воздушные и прекрасные, или воинственные и сильные, как те обитатели гор, о которых говорилось в легенде, давно минувшие грозы, закаты и рассветы, бывшие когда-то такими настоящими. Теперь же она вернулась — в свои времена и всё тот же город под солнцем.

Феликс стоял на кухне у окна, упершись кулаками в подоконник, высматривал что-то за стеклом и мурлыкал под нос какую-то песенку. Лаванда постояла недолго в дверях, пытаясь угадать, что привело его в такое хорошее настроение по сравнению со вчерашним вечером, но бросила это бесполезное занятие и заглянула в холодильник: уже изрядно хотелось есть. Внутри она обнаружила пакет мандаринового сока и банку клубничного джема.

Намазав себе бутерброд, Лаванда с сомнением поглядела на Феликса. Он, казалось, не замечал её и по-прежнему смотрел в окно.

— Ты завтракал?

— Неа, — рассеянно бросил он.

— Почему?

— Не хочется как-то.

Лаванда не очень понимала, как могло не захотеться за столько времени, и всё же намазала второй. Протянула его Феликсу:

— Хлеб с вареньем будешь?

Он покосился на её руку, поколебавшись, всё-таки перехватил бутерброд себе:

— Спасиб.

Вновь были только солнечная дымка, и блистание металлической вставки на раме, кусочек ярко-голубого наверху и приглушённый шум несущихся мимо машин. Спустя время Лаванда спросила:

— Что там?

— Весна. И Ринордийск.

Лаванда не поняла. Он явно говорил о чём-то своём, только своём, и интересоваться тут было бесполезно. Она однако попробовала прояснить:

— Но весна идёт уже месяц с лишним.

— Это не считается, — отмахнулся Феликс. — Вот теперь она началась по-настоящему.

Он с хитрецой взглянул на Лаванду, затем, заскрипев и бухнув рамой, распахнул окно.

— Чувствуешь?

По правде сказать, чего-то особого не чувствовалось. Да, в воздухе порхало слегка весеннее, и было чуть теплее, но считать, что именно сейчас что-то заметно изменилось… Хотя ладно, какая особо весна здесь, где все времена года сливаются и теряются на фоне небесных проводов и высящихся крыш многоэтажек.

Феликс всё ещё выжидательно смотрел на неё.

Лаванда пожала плечами:

— Не знаю… Может быть, и есть что-то такое.

Он рассмеялся:

— Неужели не чувствуешь?

— Чувствую Ринордийск. Тут, наверно, не бывает ни зимы, ни весны в полном смысле. Как в любом большом городе.

— Ну, это ты зря, — Феликс чуть обиженно — впрочем, совсем чуть-чуть, поджал губы и отвернулся обратно к окну.

Лаванда успела уже заметить: он довольно остро реагировал на любые нелестные комментарии в сторону Ринордийска, как если бы дело касалось близкого друга. У них с городом вообще, похоже, была какая-то глубинная связь между собой.

— Нет, мне нравится Ринордийск на самом деле, — заговорила Лаванда, тоже поглядывая на окно со своего места. — Я теперь привыкаю к нему, он становится понятнее… Но с ним сложно, — она покачала головой. — Он слишком…

— Слишком что? — Феликс с любопытством обернулся.

— Слишком такой… Сложно объяснить. Он как женщина, постоянно требующая к себе внимания. Немного капризная, немного нарочитая. Актриса из драмы. И всегда чуть-чуть переигрывает.

Феликс усмехнулся:

— Хорошее сравнение. Точное. Откуда взяла?

— Не знаю… Ниоткуда, — смутилась Лаванда. Она и сама не понимала, как у неё в голове возникли такие образы.

— Ещё окажется, что Гречаев был прав, — тихо и насмешливо пробормотал Феликс и продолжил уже громче. — Сейчас, правда, город не в лучшем состоянии. Ну, как и вся страна. Жаль, что ты не застала, но здесь когда-то всё было совсем по-другому. Куда лучше.