Мишель Деон - Высший круг

— У меня нет денег.

— Аугуста расстроится.

— Ты же прекрасно знаешь, что я не могу поехать с вами.

— Займи.

— У кого?

— Жаль, что я не могу одолжить тебе ни гроша. У меня у самого сейчас денег в обрез.

Когда Жетулиу вернулся после этой воскресной поездки, которая, вероятно, была чистым вымыслом, ему позво­нил директор отеля «Берг». Госпожа Мендоса передала для него посылку. Жетулиу уехал на неделю и вернулся с на­битыми карманами. Ненадолго оставшись в одиночестве, Аугуста обманула бдительность своего брата и прислала открытку: «Артуро, как поживаешь? Я думаю о тебе… Не надо падать духом. Смерть Конканнона так ужасно пе­чальна, что я в тоске. Жетулиу подарил мне очень красивый костюм от Балансиаги, но для кого мне его надевать? Артуро, ты ничего не делаешь, чтобы увидеться со мной… Love. А.»

Самым замечательным событием последней четверти было письмо от Алана Портера. Он приглашал Артура в Ва­шингтон. В конверте лежал билет на самолет в оба конца.

Советник (совсем не тайный, его имя было у всех на устах, и сплетники приписывали ему широчайшие полномочия) принял Артура в своем кабинете в Белом доме.

— Что вы делаете этим летом?

— Я хотел вернуться на две-три недели во Францию, по­видаться с матерью и с друзьями, чтобы убедиться в том, что еще не слишком обамериканился. В то же время я не уверен, что у меня будут деньги на дорогу, а если и будут, то, возможно, лучше их приберечь. Я трачу слишком много времени на переводы и частные уроки.

Портер в рубашке в полоску и с алым галстуком-бабочкой, золотыми запонками и часами, сидел за массивным бюро — подделке под чиппендель — и поигрывал ножом для бумаги, отмеряя им свои вопросы.

— Как вы смотрите на то, чтобы поработать в июле-ав­густе?

Тон был непререкаемым.

— В какой области?

— О, ничего сложного: один мой друг, брокер с нью-йоркской биржи, ищет стажера.

— Я плохо разбираюсь в биржевых делах.

— Лишний довод. Пойдемте пообедаем, и вы подумаете.

Высокопоставленные сотрудники Белого дома обедали в закрытом клубе. Портер не пожимал рук, торопясь, ограни­чиваясь небрежным жестом в ответ на приветствия, нес­шиеся от каждого столика.

— Вашими результатами в Бересфорде очень доволь­ны, — заговорил он, когда заказал меню и вино, не поинте­ресовавшись мнением гостя.

— Кто именно?

Администрация… Второй курс покажется вам поин­тереснее.

— Надеюсь.

— Признаюсь, нет ничего скучнее учебы. Жизнь — го­раздо более интересный учитель. На стажировке у Янсена и Бруштейна вы узнаете то, чему вас не научат ни в каком университете.

Артур выдвинул довод, в который, едва лишь его произ­нес, уже сам больше не верил:

— Моя мать ждет моего возвращения.

— Ваше будущее тоже вас ждет, и его любовь не такая верная, как у матери.

— Вы циник.

— Циник? Нет. Я здравомыслящий человек. Положим, все можно уладить. Наши самолеты каждый день вылетают в Европу. В сентябре я доставлю вам билет туда и обратно, который не будет вам стоить ничего, кроме неудовольствия путешествовать с военными.

Если Артур хотел быть искренним с самим собой, ему следовало признать, что его нерешительность вызвана не столько сыновней любовью, сколько боязнью покинуть Аме­рику, где живут Элизабет и Аугуста, хотя с последней ему не удавалось увидеться уже несколько месяцев. Оставаясь невидимой, она была препятствием, наивность которого была ясна.

— В таком случае, я принимаю предложение. С благодарностью, — добавил он.

— Я не требую от вас никакой благодарности.

Клуб был полон. Опоздавшие ждали в баре, пока освобо­дится местечко. За столиками разговаривали и смеялись так громко, что Портеру с Артуром приходилось повышать голос, чтобы расслышать друг друга, и это исключало всякие ню­ансы в их словах. В зале витал легкий запах аптеки, производимый то ли лосьонами после бритья этих господ, то ли их надушенными платочками в нагрудных карманах, то ли кон­диционированным воздухом. Два-три раза шум стихал на не­сколько секунд без причины и тотчас снова нарастал.

— Тихий ангел пролетел, — сказал Артур.

— Было бы странно. В Вашингтоне, округ Колумбия, ан­гелов нет. Они сдались и ушли. Никто их не слушал.

Подписав счет, Портер посмотрел Артуру прямо в глаза:

— За два месяца у Янсена и Бруштейна вы многое узнае­те. Большую часть из этого нельзя выносить из офиса. Одно оброненное слово вызывает крах целой операции, подго­тавливаемой месяцами. Я думаю, вам будет интересно по­плавать несколько недель в море, кишащем акулами.

— Акулами?

— Да, на взгляд европейцев. Конканнон не предупреж­дал вас на корабле? В Соединенных Штатах есть один бог: деньги. Он отпускает все грехи. Вы знаете Вашингтон?

— Нет.

— Это современный Рим. Мой шофер покатает вас се­годня днем, а потом отвезет в аэропорт. Я посоветовал ему избегать негритянских кварталов. Там мне нечем гордить­ся. Вы остановитесь в Нью-Йорке перед возвращением в Бересфорд?

Артур думал об этом и хотел этого. Он уже месяц не видал Элизабет.

— Моя секретарша поменяет ваш обратный билет. По меньшей мере, Элизабет Мерфи даст вам менее трафарет­ное представление о нашем обществе, чем я.

Этот дьявол знал обо всем. Артур напрягся. Портер это почувствовал.

— Поймите, что все тайное становится явным, и не усматривайте в этом подчеркнутого интереса к вашей особе. Мисс Мерфи всегда напоминает мне басню вашего великого Лафонтена: чтобы стрекозы продолжали петь, муравьи должны присматривать за хозяйством. Я принадлежу к тому, что есть в Америке самого жесткого, чтобы внутри крепости стрекозы продолжали петь, как ваша подружка… или ломать комедию. Пройдемся немного, хорошо? Машина поедет следом.

Сзади следовала не только машина, но и молодой чело­век в костюме из бежевого альпака. Артур узнал его: это тот самый, что был в темно-синем на причале у «Квин Мэри» и в университете, во время лекции.

— Очень хорошо, — сказал Портер. — Вижу по вашему взгляду, что детали от вас не ускользают. Поверьте, мне его навязали. Другие, не я, считают это важным. Минерву это тоже устраивает. Она убеждена, что этот молодой человек с парабеллумом в кармане следит за моим поведением, как будто мне больше нечем заняться, как бегать по девочкам в городе, где все друг за другом подглядывают и друг на друга доносят. Представьте себе, что меня застигнет в го­стиничном номере с проституткой, в одних трусах, какой-нибудь фотограф или журналист — на следующий же день я появлюсь на первой странице «Вашингтон Пост», строго­го стража добродетели политиков, но не всегда своей соб­ственной. Тут же тебе мини-процесс, где судья приговорит меня к штрафу. Представляю себе физиономию президен­та, заляпанного скандалом. Карьера коту под хвост. Вам повезло, что вы француз, что вы свободны в своей стране, где считают, скорее, делом чести не совать свой нос в лич­ную жизнь публичных людей.