Мишель Деон - Высший круг

Портер шел военным шагом, резко останавливался по­среди тротуара, не заботясь о других прохожих, хватал Артура за руку, чтобы подчеркнуть важность своих преду­преждений и убедить его в узости мышления видных дея­телей и журналистов.

— Я это не о вас говорю, — заверил Портер, когда про­щался. — Возможно, однажды…

— Мне до этого еще далеко.

— Хочется верить… Шофер вас покатает. Ничего по­хожего на Нью-Йорк. Холодный город, даже в сорокагра­дусную жару, как и подобает средоточию Власти. Власть холодна. Красоты есть. Судите сами.

Выйдя из самолета в аэропорту Ла Гуардиа, он позвонил Элизабет.

— О, Артур, как ты кстати! Приезжай сейчас же. У меня для тебя сюрприз.

Сюрприз звался Аугустой. Потом Артур обозлится на Элизабет за то, что она его не предупредила. Наверное, она сделала это нарочно, чтобы доказать ему свое великодушие, напомнить (хотя он и так не забывал), что они оба свободны, а во время своих кратких и слишком редких встреч обме­ниваются лишь наслаждением, которому могут позавидовать ангелочки. Для Артура эта встреча стала потрясением, таким неожиданным, что он онемел, оцепенел, уронив до­рожную сумку к ногам, словно Аугуста застигла его на месте преступления. За полгода разлуки она превратилась в миф, идею, с каждым днем становившуюся все более бесплотной и даже безголосой, хрупкое изваяние, которое малейший ве­терок уносил, приносил обратно, размывал его контуры. Он даже не сразу ее узнал. Она стояла спиной к окну, лицо ее скрывалось в полумраке комнаты, где Элизабет, любившая все приземленное, зажгла с наступлением вечера только одну низкую лампу. Так всегда бывает: нежданно осуществивше­еся тайное желание выбивает нас из колеи, и мы уже не зна­ем, хотим ли того, чего так желали, лишившись подоплеки нашей жизни, придававшей ей очарование, когда любимая женщина становится нереальным существом, явление кото­рого нарушает порядок вещей. И как тут не быть ошелом­ленным такой, столь желанной, встречей, которая, наконец, была дарована Артуру под покровительством Элизабет, что привело его в смущение и до чего ни одной из девушек, по­хоже, не было дела?

Низкая лампа освещала Аугусту до колен. Все осталь­ное — ее талия, грудь, красивая и благородная посадка головы — открылось глазам Артура, когда они привыкли к полумраку. Она вправду была здесь, и он узнал ее та­кой, какой она была, одновременно в его воспоминаниях и его воображении, женщину из плоти и крови, в облегаю­щем черном шелковом платье, с простой ниткой жемчуга на шее, с двумя легкими золотыми ракушками в ушах, с серебристым кушаком, обвивающим талию и спадающим справа. Если предположить по ее лаконичным открыткам, что Аугуста питала к Артуру хоть немного тех чувств, кото­рые он сам питал к ней, встреча была слишком неожидан­ной, чтобы они не были ею потрясены. Все это правда или они это выдумали? Он уже не был настолько молод, чтобы тешиться сказками о романтической любви. Причины, по которым его тянуло к Аугусте, было трудно объяснить. Рассуждай он даже более здраво, он не смог бы себе в них признаться. А если бы она на них ответила в завуалированной форме, ему бы это показалось еще более невероятным.

— Ну вот! — воскликнула Элизабет, удивленная их молчанием. — Я-то думала, что вы друг другу на шею броситесь. Или я чего-то не знаю?

Артур коснулся губами прохладной щеки Аугусты.

— Ты ничего не делаешь, чтобы увидеться со мной, — сказала она.

— Жетулиу делает все, чтобы я с тобой не видался.

— Когда я тебя увижу?

— Сейчас! Смотри, я здесь! Я поцеловал тебя в щеку и не подавая виду, погладил тебя по руке.

— Просто изнасилование! — хмыкнула Элизабет.

У Аугусты было только пять минут. За ней заедет машина, чтобы отвезти на вечеринку. Куда? Она не сказала. Как и то, будет ли там Жетулиу. Ей было бы нечего надеть, если бы Элизабет не одолжила ей платье. Кстати, совершенно невозможное. Нельзя ни подняться, ни спуститься по лест­нице, а уж в четырехэтажном доме без лифта, в рабочем квартале, это просто кошмар. Почему Элизабет не живет на 72 улице вместо Виллиджа? Жуткое место. И только по­смотрите, в чем здесь люди ходят: в джинсах и теннисках, шагу не пройдешь, как тебя затошнит от гари из итальянских тратторий и французских бистро. Или еще хуже: на лестнице можно столкнуться с парой теток, которые семе­нят, сцепившись мизинчиками, и воняют пачули — «зна­ешь, горничные мажут себе этим под мышками, когда делают уборку».

— Ну все, концерт окончен? — спросила Элизабет.

— Да.

И Аугуста со слезами бросилась в объятия Артура.

— Спаси меня, если ты мужчина.

Элизабет нажала на кнопку выключателя, и во дворе-саду вспыхнула акация.

— Только этого не хватало, чтобы все прослезились.

Артур гладил затылок Аугусты, которая бесстыдно к нему прижималась. Поверх ее обнаженного плеча он видел двор, дерево, соседние дома — один гранатово-красный, другой яблочно-зеленый. Зажигались окна. Чья-то рука опустила шторы в окне напротив.

Аугуста отстранилась, закрыла обеими руками лицо:

— Я теперь уродина!

— Это еще мягко сказано, — отозвалась Элизабет, взяв ее за руку и увлекая в ванную, где они заперлись.

Дорожная сумка, брошенная посреди комнаты, побуждала уехать. Артур колебался. Еще не поздно порвать с эти­ми двумя существами, сбежать от них и жить жизнью, ко­торую так хорошо описал ему Портер. Он слышал, как они говорили по-английски: звонкий голос Элизабет успокаи­вал прерывющийся голос Аугусты. На софе валялось пла­тье с блестками, балетная пачка, старый измятый костюм. Элизабет, наверное, порылась в гардеробе своей труппы, чтобы найти черное шелковое платье. Жилец сверху поставил пластинку Пресли. С лестницы донесся шум ссоры, а потом быстрых шагов. Сосед приглушил звук. Аугуста вышла первой.

— Какой ужас, я опаздываю… Артуро, как чудесно было с тобой увидеться. Ты ничуть не постарел… нет-нет, уверяю тебя, ты совсем такой же, не выглядишь на свой возраст! Так приятно встречаться только раз в полгода. Не успеем друг другу надоесть. До через полгода… обещаешь? Правда?

— Я буду в Нью-Йорке в июле и в августе.

— Тогда позвони мне. Но ничего не говори Жетулиу. Ты знаешь, какой он странный. Никогда не угадаешь, как он по­ступит. Он импульсивный. Мне кажется, он тебя немного бо­ится. Он мне сказал, что однажды ты чуть не набил ему физи­ономию. Знай, что я бы тебе этого никогда не простила.

— Дай мне твой номер телефона.

— 567… Слушай, это неважно, я никогда его не помню. Я живу у друзей на Пятой Авеню. Элизабет все это знает, она тебе сообщит.

Она сжала его лицо руками и быстро поцеловала в губы. Переступив порог, она обернулась, уже положив руку на перила.

— Я сильно горевала после смерти Конканнона. Жетулиу не захотел, чтобы я поехала на похороны.