Татьяна Перцева - Город уходит в тень

И все равно — спасибо ему за то, что наставил меня на путь истинный.

Недавно прочитала, как известный переводчик Лилианна Лунгина («Малыш и Карлсон») пришла к мужу в полной растерянности. Ее герой шел по аэропорту с гамбургером.

— Что такое гамбургер? — спросила она.

После оживленной дискуссии, в которой принимал участие гость, было решено, что гамбургер — это что-то из одежды.

— Напишу, что он шел, перекинув гамбургер через руку, — обрадовалась Лунгина.

Через несколько минут она вернулась и растерянно объявила, что герой гамбургер съел.

Все это не так смешно, как кажется, и Лунгина не виновата. Она не знала тамошних реалий, и взять знание было неоткуда. Ни лингвострановедческих словарей, ни интернета. Она переводчик «старый». Мне повезло больше: позже появилось и то и другое. А тогда мне тоже повезло: приятельница работала в магазине на Качалова, где продавались книги иностранных издательств. Каких только словарей у меня не было: рифмованный словарь кокни, оксфордский словарь культуры, словари воровского жаргона и гимнастических терминов… не говорю уже о технических. А тогда я застряла на слове «кастинг». В то время этого мы не знали. Хорошо, что был словарь кино, и я написала «агент по подбору актеров».

Никогда не забуду, как однажды зашла в «Академкнигу» на Горького, где в букинистическом отделе иностранной книги работала воистину историческая личность: Ян Янович, старичок-эрудит, ума необыкновенного. О нем знала вся культурная Москва и писали в журналах. Я очень долго добивалась его расположения, и сошлись мы на эпохе ар-нуво. Я таскала лекарства для его больной жены, мы часами беседовали… Царствие ему небесное, удивительный был человек. И вот я увидела на стенде словарь со странным названием «лингвострановедческий». В то время я даже не знала, что это означает. Попросила показать. Это оказался словарь с английскими реалиями! Я за него схватилась как за брильянт, случайно продававшийся по дешевке. Жизнь моя с тех пор значительно облегчилась, а там и вообще наступило раздолье.

Кстати, не нужно думать, что там, за границей, все так гладко. Они не знали о наших реалиях точно так же, как мы — о заграничных.

Кто-то написал, что прежние переводчики делали куда меньше ошибок. Во-первых, делали, и еще как. Я сама читала у Жюля Верна «министр церкви». Которого в принципе не бывает. «Нектарины» у Дюма переведены как «гладкокожие персики», что в общем правильно, но неуклюже. В большинстве случаев переводчики просто обходили трудные места; позже я в этом убедилась, когда повторно переводила уже переведенные книги. Там я сверялась, чтобы не было буквальных совпадений русского текста. И они тоже не виноваты — ничего не было, узнать неоткуда.

Не нужно путать с фактическими ошибками перевода по вине переводчиков-лодырей, которые переводят shoulder как «плечо», выстраивая целую оригинальную конструкцию, хотя в данном случае это была обочина, и flagstones как «развевающиеся флаги», хотя это просто каменные плиты…

Перевожу дамский роман. Вопреки сложившемуся общественному мнению, дамские романы бывают о-о-о-о-о-очень разные. Этот — более чем приличен. И пересыпан цитатами из Шекспира, а может, и других поэтов — еще не дошла до конца. Вкратце: герцог, возмущенный абсолютно феминистским письмом невесты с требованием подождать с детьми, отвечает ей фразой: For a Scotsman, the bawdy hand of the dial is always upon the prick of noon.

Я, когда прочитала, обалдела. Фраза в общем груба и непристойна. Но переводить мне ее только сегодня, вчерашняя норма выполнена. Прямой ее смысл: похабная часовая стрелка у шотландца всегда стоит на 12 (это не перевод, это подстрочник). По-английски это звучит еще грубее, поскольку рrick — это не только укол или точка, это еще и… как бы это помягче — мужское достоинство. То есть смысл ясен, но что-то все-таки меня гложет. Чтобы герцог? В конце XIX века?

Просматриваю дальше. Выясняю, что это из «Ромео и Джульетты». И тут я окончательно слетаю с катушек, поскольку стараюсь давать цитаты в переводе. И, совершенно сумасшедший псих, в половине четвертого ночи начинаю просматривать пьесу в переводе Пастернака. Перевод неприятно поражает (в который раз). Пастернак все-таки поэт, а не переводчик, и это очень ему мешает при переводе.

Реплики не нахожу. Поскольку фраза груба, что вполне в духе Шекспира и того времени (в XVI веке особо не церемонились), значит, принадлежит второстепенному персонажу. Нету. Лезу (внимание, уже четыре ночи) в Щепкину-Куперник. У Татьяны Львовны, чей перевод, конечно, куда лучше, наконец нахожу: «шаловливая стрелка часов уже указывает на двенадцать»… м-да… понимаю и не осуждаю. Посмела бы она в то время передать настоящий смысл фразы! Не та эпоха. Это вам не XVI век. И что теперь делать? Написать как есть или процитировать Татьяну Львовну, хотя при этом смысл явно теряется? Дилемма…

Все-таки перевожу как есть: стрелка в штанах шотландца всегда показывает на 12. И пусть Татьяна Львовна меня простит.

Почему-то в последнее время вертится в голове один рассказ. Переводила его я для журнала «Если», ныне несуществующего. Это журнал фантастики. Я очень любила там работать, потому что перевод фантастики — лучшее средство от склероза и Альцгеймера — прекрасный тренажер мозгов.

Напереводила я огромную кучу рассказов и повестей, и авторов уже не всегда помню. И содержание не всегда. А этот почему-то вспомнился.

Запертая квартира. И в ней две кошки. Почему-то хозяин с постели не встает. День не встает, два не встает, и не шевелится. Еда кончилась. Вода — тоже. Кошки залезают под раковину, опрокидывают мусорное ведро. Там остались объедки от ужина. Но запах от них идет такой же резкий и неприятный, как от хозяина. Запах смерти. Тогда кошки сворачиваются и принимаются ждать. Чего? Наверное, спасения. Чтобы кто-то их накормил и напоил. Но спасения нет…

Почему мне так не по себе? Не могу этот рассказ забыть…

Книгу читаю. Издательства «Клуб семейного досуга». Харьков. На «российской мови». Под многообещающим названием «Стервы». Автор Джиллиан Ларкин, переводчик Владимир Поляков. Ловлю себя на том, что заново «укладываю» каждое предложение. Засушил человек любопытную книгу. Речь идет о времени введения сухого закона и тогдашних девушках. Вот чувствую, что в терминологии что-то не так, нужно было переводчику хотя бы почитать литературу по этому вопросу. Начать с заглавия. Не стервы там. Нет ни одной стервы. Там судьба молодых девушек, посмевших идти против тогдашних устоев. И оригинальное название VIXENS, слово скользкое, неоднозначное, в переводе «лиса», «мегера», «ведьма», но никак не стерва. Можно было «Лисички», или «Ведьмочки», или «Плутовки».